Софи невольно схватилась за голову, словно ей было уже невмоготу,— такого она наслушалась за последние полчаса.
— Дорогая Софи,— сказала в этот миг Изабель, сделав знак Розабель.— Что же это мы, болтаем и болтаем, у вас уже и голова заболела. Надеюсь, мы все же вам не слишком докучали.
— Позвольте вам откланяться,— сказала Розабель и поднялась одновременно с Изабель.— Когда бы вам ни понадобилась наша помощь — мы тут, рядом, в комнате номер восемь — счастливая «восьмерка».— И не успела Софи моргнуть глазом, как обе они, руна об руку, скрылись в одной из аллей парка.
Софи несколько минут собиралась с мыслями, прежде чем снова подхватила оборванную нить воспоминаний. «Ах да, японец»,— вполголоса сказала она себе, точно желая этими словами вытеснить все другое, что смущало и угнетало ее.
Они с самого начала знали, что у них есть всего десять дней. Быть может, именно это и сделало их взаимное чувство таким пылким. В итоге за эти десять дней они прожили целую жизнь — жизнь, которой пришлось уместиться в такой сжатый срок. А когда расстались, чувствовали себя так, будто испытали уже все, что могут испытать мужчина и женщина, познавшие близость. Софи не представляла себе, как их отношения могли бы; должны были бы развиваться дальше, после этих десяти дней, не говоря уже о том, что их разделяло полмира.
Они так быстро и так безоглядно преодолели взаимную отчужденность, их короткая близость была такой полной что за этой необычайной близостью могла последовать «лишь новая отчужденность.
Любовь их была почти безмолвной, язык — в данном случае английский — требовался им лишь тогда, когда речь заходила о самых обыденных вещах. Любовь без рассказов.
Теперь, когда она все это вспоминала, ей стало ясно что она ведь ничего не знала о том японце — только то что он инженер. Ни слова о его детстве, о его юности, о его жизни вообще. Она даже не знала, есть ли у него семья и как он проводит свое свободное время. Это была любовь без прошлого и без будущего. Любовь, какую представляешь себе, мечтая о незнакомце, которого не существует. Но Софи любила воспоминания об этой любви, не изуродованной отметинами времени.
В этот миг пошел вдруг такой сильный дождь, что, пока Софи добежала до входа в отель, она успела изрядно промокнуть, так что пришлось ей срочно идти наверх переодеваться, прежде чем, в ожидании новых удивительных событий, отправиться в ресторан обедать.
*
Обед прошел спокойно, без особых происшествий, хотя некоторые дамы и господа недовольно ворчали. Софи сидела возле бледной англичанки в темной соломенной шляпе, украшенной белыми цветами,— шляпа эта производила довольно странное впечатление, однако она вполне подходила к необычному сочетанию красок в наряде этой дамы — штирийское платье в черно-белую клетку и светлый шелковый передник.
Как вскоре выяснилось, разговор шел о погоде. Если англичанка и некоторые другие дамы ничего не имели против затянувшегося ненастья, то остальные ожесточенно ругали бесконечные проливные дожди.
Софи сочла досужим капризом их нападки на присутствующих в зале местных жителей, словно те, как хозяева обязаны были и в этом угодить гостям и позаботиться о хорошей погоде. Нехотя обе стороны состязались в остроумия, отпускавшиеся шутки, казалось, имели целью скрыть от непосвященных всю серьезность проблемы.
Когда обед подходил к концу — как раз подали десерт,— у господина Альпинокса терпение, видимо, окончательно лопнуло. Он вскинул вверх руки, призывая всех успокоиться, и, смеясь, пообещал замолвить словечко перед богом погоды,— при этом он метнул через весь зал лукавый взгляд на Софи. После этого та часть гостей, что желала скорейшего наступления летнего тепла, успокоилась, остальные же, в том числе бледная дама-англичанка, только пожимали плечами, показывая, что у них найдутся и другие желания.
И в самом деле, уже когда они пили кофе, небо очистилось, солнце засияло в полную силу, соответственно времени года, и, казалось, пускало луч в каждую невысохшую каплю дождя, заставляя ее в ту же секунду испариться.
— Довольны вы теперь? — спросил Альпинокс, проходя мимо Софи, когда все толпой повалили в парк. Должно быть, он отгадал ее тайное желание искупаться и позагорать, но после всего, что было, это уже не удивило Софи.
Дамы весьма основательно обследовали состояние погоды и так пристально всматривались в небо, будто своими взглядами хотела согнать с него последние мелкие тучки в отправить их подальше, за горные вершины, в чужие края.
Софи прокралась наверх, к себе в комнату, собрала свои купальные принадлежности и сунула в холщовую сумку. Она снова почувствовала себя девчонкой, которой не сиделось на месте, когда ее охватывало желание позагорать,— в такие минуты она все бросала и бежала на берег озера, чтобы подставить свое тело жарким лучам и лежать, пока ее вольно блуждающие мысли не начнут сливаться и путаться и она не окажется на той грани между сном и бодрствованием, когда чего-чего только не начнешь воображать.