Мистер Морг

– Ну ладно, – сердито глядя, заговорил Бейтер. – Пусть выпьет и уводит отсюда эту черную скотину. К чертям их всех.

Грейтхаус не спускал глаз с мрачного хозяина таверны.

– Джентльмен дело говорит, – сказал он.

Скелли неожиданно улыбнулся, но зрелище это было не из приятных. Обнажились его черные, сломанные передние зубы – когда некоторые улыбаются, они смахивают на дьявола, примеряющего нимб. Не стоило ему этого делать. Увидев этот безобразный оскал, Мэтью почувствовал, как в зале сгущается опасность, словно кто-то натягивает тетиву, чтобы выпустить губительную стрелу.

– Конечно, сэр, конечно! – сказал Скелли и отвернулся, чтобы взять с полки кружку и откупорить бутылку фирменного отвратительного бренди. Он эффектным движением налил как раз столько, сколько можно было купить на монету, и со стуком поставил кружку перед Грейтхаусом. – Пожалуйста, сэр. Пейте!

Грейтхаус помолчал, оценивая расстояние до Твердолобого, Бейтера и двоих медленно приближающихся портовиков. Трое хорошо одетых джентльменов были уже на ногах, дымя трубками и внимательно наблюдая за происходящим. Мэтью снова встал, несмотря на приказ Грейтхауса. Он бросил взгляд на Зеда-невольника и увидел, что даже тот чуть согнулся, приготовившись, – правда, Мэтью не знал к чему.

Грейтхаус протянул руку и дотронулся до кружки.

– Минутку, сэр, – остановил его Скелли. – Вы ведь сказали, что хотите лучшего, да? Ну так я вам подслащу. – С этими словами он наклонил голову и пустил в кружку струю мерзкой коричневой слюны. – Ну вот, сэр, – закончив, сказал он с той же дьявольской ухмылкой. – Можете сами выкушать, ну или, может, ворону свою угостите.

Грейтхаус уставился на кружку.

– Гм, – сказал он.

Его левая бровь, та, которую пересекал шрам от брошенной чашки, задергалась. Какое-то время он больше ничего не говорил. Твердолобый захихикал, а дама загоготала. Диппен Нэк схватил свой констебльский фонарь, черную дубинку и стал пытаться встать, но, так как у него не было третьей руки, достигнуть цели у него не получалось.

– Гм, – снова сказал Грейтхаус, рассматривая пену, пузырившуюся на поверхности налитой ему жидкости.

– Пейте же, – призвал его Скелли. – Бальзамчик что надо, правда, парни?

Надо отдать должное их здравому смыслу: никто ему не ответил.

Грейтхаус убрал руку от кружки. Он внимательно смотрел Скелли в глаза.

– Боюсь, сэр, у меня прошла жажда. Прошу прощения за наш нежданный визит, и позвольте мне лишь забрать мою монету, ведь я не успел отведать вашего… лучшего напитка.

– Нет уж, сэр! – Ухмылка исчезла с лица Скелли, как будто он получил пощечину. – Вы же купили выпивку! Значит, монета моя!

– Но вы можете вылить напиток обратно в бутылку – у меня в этом нет ни малейших сомнений. Уверен, вы часто так делаете, когда у посетителей уже нет сил допить свою порцию. Ну, я беру монету, и мы пошли.

Он потянулся к кассе, и Мэтью увидел, как у Скелли дернулось правое плечо. Мерзавец нащупал за стойкой топор.

– Хадсон! – крикнул Мэтью, и кровь застучала у него в висках.

Но руку здоровяка было не остановить. Грейтхаус и Скелли продолжали смотреть друг на друга в упор, каждый безмолвно испытывая силу воли противника: рука одного продолжала тянуться, а другого – готовилась оттяпать ее в запястье.

Грейтхаус неспешно запустил руку в кассу, и его пальцы коснулись меди.

Трудно точно описать то, что случилось дальше: свирепое действо разыгралось так быстро, что Мэтью показалось, будто все вокруг расплылось, как во сне, – будто одного только запаха бренди было достаточно, чтобы вызвать белую горячку.

Взлетел топор, крепко зажатый в руке у Скелли. Сверкнул на лезвии отсвет фонарей, и Мэтью уже был уверен, что завтра на урок фехтования Грейтхаус не придет. Топор достиг высшей точки и на секунду завис там. Скелли стиснул зубы и изготовился обрушить его, рубя плоть, сухожилия и кости.

Тут-то все и расплылось, ибо удар топором так и не был нанесен.

Со стороны двери раздался такой звук, будто там в своих оковах бьются приспешники Сатаны, и Мэтью, быстро повернув голову, успел увидеть, как Зед замахивается цепью с горящим фонарем, которую только что, подпрыгнув, сорвал с крюка в потолочной балке. Цепь просвистела над комнатой, обмоталась вокруг воздетой руки Скелли, а фонарь ударил его по корпусу посередине бороды с такой силой, что стеклянная колба разбилась вдребезги. Синему огоньку на куске воска явно предстоял пир из напластований нью-йоркской грязи и накапавшего за неделю яблочного бренди: ослепительно вспыхнув, огонь набросился на бороду Скелли, как бродячая собака на баранью отбивную. Перед лицом Скелли взметнулся легион искр, а Зед словно врос ногами в пол и одним мощным рывком цепи выдернул старого пройдоху из-за стойки бара, будто сома из реки, – с той лишь разницей, что у сома остались бы целыми усы.