Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

В каюте мистер Шрайбер как раз заканчивал задавать Генри вопросы, которые долженствовали показать маркизу, как успешно развивается мальчик. Миссис Харрис вдруг словно впервые увидела, что Генри подрос и окреп, а постоянное ожидание оплеухи исчезло из его глаз. Генри никогда не был трусом – просто он всегда ждал худшего и редко обманывался в своих ожиданиях. Прошло совсем мало времени, и он стал нормальным здоровым мальчиком, и было видно, что он собирается уже начать превращение в мужчину. Миссис Харрис не привыкла возносить благодарственные молитвы – ее отношения со Всевышним были запутанными и менялись от случая к случаю; но сейчас Он как будто вел себя правильно и был добр и великодушен. И Ему – которого она представляла себе таким, каким Его обычно изображают на религиозных открытках, доброму седому бородачу, она сказала про себя – "Спасибо!".

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спрашивал между тем мистер Шрайбер.

– Бейсболистом! – отвечал Генри.

– Каким именно? – уточнил приемный отец.

– Средним подающим! – после короткого размышления ответил Генри.

– Центровым подающим, – поправил мистер Шрайбер. – Правильно, Генри. Все великие игроки так играли – Рут, Кобб, Ди Магьо, Мьюзл. А за какую команду хочешь играть?

Генри и тут знал правильный ответ.

– За "Нью-Йорк Янкиз", конечно!

– Видали? – гордо сияя, спросил мистер Шрайбер. – Уже настоящий американец!

Раздался тройной гудок. По коридору прошел стюард, звоня в гонг и выкликая:

– Провожающих прошу сойти на берег!…

Гости двинулись к выходу, сопровождаемые всхлипывающей миссис Баттерфильд. Прощания зазвучали с удвоенной силой.

– До свидания, миссис Харрис! – крикнула миссис Шрайбер. – Храни вас Бог! Не забудьте посмотреть, кто теперь живет в нашем доме!…

– До свидания, мадам! – сказал маркиз, склоняясь к руке миссис Харрис и щекоча ее усами. – Вы должны быть очень счастливы – потому что приносите счастье другим, включая, должен заметить, и меня. А проделка все-таки вышла отменная! И я всем сказал, что мой внук вернулся к отцу в Англию, так что проблем больше быть не должно.

– До свидания! Будьте счастливы! – закричали все Брауны.

– До свидания, будьте счастливы! – повторил за ними мистер Шрайбер. – Если вам что-то будет нужно, позвоните мне. Не забудьте, у нас и в Лондоне есть филиал. Они смогут помочь вам в любой момент.

Генри застенчиво подошел к ним – он был все-таки еще мальчиком, и сильные чувства смущали его. Он не знал, что будет с ним в будущем, но сомнений в настоящем у него не было – так же как он не намерен был забывать, что эти две пожилые женщины спасли его, хотя он мало-помалу начал забывать о жизни у Гассетов.

Но миссис Баттерфильд не была намерена стесняться. Она сгребла мальчика в охапку, прижав к своему могучему корпусу и тем самым создав мальчику некоторые трудности с дыханием, пока она обнимала него и всхлипывала. Наконец, миссис Харрис остановила ее.

– Довольно, милочка. Не увлекайся. Он больше не малыш – смотри, он уже мужчина!

Этими словами она заслужила едва ли не большую благодарность Генри, чем его спасением. Он подбежал к ней и обхватив ее шею, прошептал:

– До свидания, тетя Ада. Я тебя люблю!…

Это были последние слова, сказанные при расставании. Все вышли и стояли на краю пирса, пока огромный лайнер осторожно выходил в Норс-ривер. Блестели в лучах жаркого июльского солнца надраенные бронзовые ободки иллюминаторов, тысячи пассажиров усеивали белоснежные палубы и надстройку. Где-то среди точек, которыми стали лица пассажиров, были и точки, которые звали Ада Харрис и Вайолет Баттерфильд. Гигантский лайнер еще трижды пробасил сиреной, прощаясь, и маркиз Ипполит де Шассань произнес вслед ему напутственную речь.

– Будь моя воля, – сказал он, – я поставил бы где-нибудь на площади памятник таким женщинам, ибо они – подлинные героини нашей жизни. День за днем делают они свою работу, борются с бедностью и одиночеством, стремясь сохранить себя и поднять семью, – и сохраняют способность смеяться, улыбаться и мечтать, – Маркиз помедлил минуту, собираясь с мыслями, и закончил: – И вот поэтому я воздвиг бы памятник в их честь. Памятник их мужеству в достижении мечты, памятник романтическому духу и стремлению к прекрасному. Ибо вы видите сами плоды этих мечтаний.

"Куин Элизабет" снова загудела – сейчас она плыла бортом к пристани на самой середине Норс-Ривер. Буксиры отошли, огромные винты вспенили воду за кормой и судно заскользило к океану. Маркиз снял шляпу.

В это время миссис Харрис и миссис Баттерфильд с покрасневшими от слез глазами вернулись в каюту. Почти тотчас к ним постучался стюард.

– Здравствуйте, меня зовут Твигг и я ваш стюард, – представился он. – Стюардессу зовут Эванс. Она сейчас к вам зайдет. – Он уставился на цветы, которыми была завалена каюта, и пробормотал с великолепным кокнийским выговором: – Бо-ожже пра-авый, да тут никак помер кто!…

– Ну-ка, – ответила миссис Харрис, – придержите язычок, не то кто-то и вправду помрет! Эти цветы от посла Франции, чтоб вы знали!