Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Насколько хорошим было новое место, Джон Бэйсуотер судил всегда не по хозяину, а по доверенной ему машине. И если назначение послом стало вершиной карьеры маркиза, то и работа у маркиза стала такой же вершиной для карьеры мистера Бэйсуотера, ибо ему предложили лично выехать на завод "Роллс-Ройс" и там выбрать шасси и двигатель. Ну, а то, что сам маркиз оказался достойным и понимающим нанимателем, стало приятным довеском к удаче.

Была еще одна причина, по которой мистер Бэйсуотер занял место во главе маленькой группы: а именно, он был единственным из всей компании, кому доводилось и прежде бывать в Америке. Первый раз он поехал в Штаты с "роллс-ройсом" модели "Сильвер Рейс" – "Серебряный призрак" 1946 года, машиной, в которую он буквально влюбился; во второй раз это было "Серебряное облако" ("Сильвер Клауд") 1953 года, эту машину нельзя было считать настоящей любовью мистера Бэйсуотера, но и она нуждалась в его внимании и заботе, тем более в чужой стране.

Именно его знание всех процедур и формальностей, связанных со въездом в свободные и демократические Соединенные Штаты Америки открыло перед миссис Харрис страшную истину о той ловушке, в которую она в своем неведении завлекла маленького Генри, миссис Баттерфильд – и себя.

Итак, миссис Баттерфильд, к счастью, отсутствовала, когда мистер и миссис Тиддер – чета из Уолверхэмптона – рассказывали собравшимся в кружок в шезлонгах на прогулочной палубе спутникам о том, сколько препон пришлось им преодолеть, пока они не получили заветную въездную – всего лишь гостевую! – визу в США. Миссис Харрис слушала с сочувствием, поскольку на себе испытала всю эту мороку: прививки, отпечатки пальцев, имена поручителей, свидетельства о материальном положении, бесконечные анкеты и бланки, такие же бесконечные собеседования, скорее напоминавшие допросы…

– Бог ты мой, – вздохнула миссис Тиддер, супруга отставного чиновника, – можно было подумать, что мы собираемся украсть кусок их драгоценной Америки! – она вздохнула. – Ну, да что уж там! Слава Богу, теперь визы у нас, и всё позади…

Мистер Бэйсуотер опустил свежий выпуск ежемесячного бюллетеня фирмы "Роллс-Ройс", который изучал, прислушиваясь, впрочем, к разговору, и фыркнул:

– Вы в этом уверены? Хо-хо… подождите, пока вам придется предстать перед инспектором Иммиграционной Службы – вот кто действительно знает, что такое настоящий допрос! Никогда не забуду свой первый приезд в Штаты. Это было сразу после войны. Поверьте, они таки заставили меня попотеть! Вы слышали про Эллис-Айленд? Это что-то вроде такой тюрьмы на острове, куда вас запрячут, если им не понравится выражение вашего лица. Так что погодите, увидите, на что похоже это собеседование. Если у вас в паспорте запятая не так стоит или печать чуток смазалась – пиши пропало!

– Господи, неужели правда?! – ужаснулась миссис Тиддер.

Миссис Харрис почувствовала, как где-то в желудке у нее возник этакий ледяной камушек. Она, пытаясь не замечать его, повернулась к мистеру Бэйсуотеру:

– Просто не верится! Может быть, это просто слухи, В конце концов, это ж демократическая страна, правда?…

– Не считая случаев, когда вы пытаетесь в нее въехать, – объяснил заслуженный шофер. – Тогда это просто испанская инквизиция. "Кто вы такой? Откуда? Сколько зарабатываете? С кем едете? Чем занимаетесь? Когда? Зачем? Почему? На какой срок? Вы совершали преступления? Какие и когда? Вы коммунист? Если нет, то кто вы? Почему? Есть ли у вас дом в Англии, и если да, что вам здесь нужно?…" – и все такое. А потом они берутся за ваши документы. И Господь вас спаси, если там хоть одна закорючка не так стоит. Будете сидеть на этом самом острове, покуда кто-нибудь вас не выручит.

Камушек внутри миссис Харрис стал заметно тяжелее и холоднее, и не замечать его стало куда труднее. Стараясь, чтобы вопрос звучал как можно невиннее и естественнее, она спросила:

– Ну у ж к детишкам-то они наверняка не так суровы, правда? Все американцы, которых я знала в Лондоне, были добры к ребятишкам…

– Ха! – фыркнул мистер Бэйсуотер, – только не эти церберы. – Тут от волнения он сбился на просторечный кокни (что с ним бывало крайне редко). – Да они ж просто едят их живьем, детишков-то! Ребятёнок в руках им хуже бомбы будет. Им надо чтоб были и свидетельство о рождении, и прочие все бумаги, и чтоб без единой зацепочки… – он справился с собой и продолжал уже на почти правильном английском. – Вас загоняют в большой зал, и вы уже никуда не денетесь. Отстоите очередь до такого барьера, а за ним – офицер в форме, вроде тюремного надзирателя. И смотрит он прямо сквозь вас, будто глаза у него рентгеновские, и тут уж лучше отвечать без ошибок. Помню, одну семью мурыжили часа три – у них была какая-то описка в документах на ребенка. На таких штуках – с детьми – они просто обожают подлавливать иностранцев! Ну, а потом будет еще таможня – эти ненамного лучше. Фью! – он присвистнул. – Вот я вам сейчас расскажу…

Камень вырос до размеров арбуза и стал холоднее льда.