Мисс Черити

Однажды мне прямо в руки свалился птенец, и я отнесла его в детскую с таким же ликованием, какое испытала в день знакомства с Мадам Петипа. Я устроила его в коробке, выстеленной сеном из яслей нашей старой кобылы, и принялась впихивать в него хлебные шарики, размоченные в молоке. На следующий день он умер: я перекормила его овсянкой. Конечно, я горевала по нему, но не так сильно, как по Мадам Петипа. Ее сгубило обжорство. На десерт она любила полакомиться свечными огарками; и вот однажды, карабкаясь по канделябру, она сорвалась и рухнула вниз. Я помогла ей встать на лапки, и она удалилась нетвердой походкой. В тот же вечер я нашла окоченевший трупик на лестнице ее любимого кукольного домика.

Вечный круговорот рождений и смертей стал первым уроком, который преподнесла мне жизнь. В день похорон Мадам Петипа я полезла в карман за носовым платком, но вместо него достала слепого крохотного слизнячка, при виде которого няня в ужасе закричала. Мисс Тютю разродилась в кармане моего фартука восемью крошечными мышатами, и более опытный натуралист на моем месте наверняка бы задумался, точно ли мышь Петипа была Мадам.

На другое утро, едва проснувшись, я подбежала к фартуку. Увы, карман был пуст – мышата исчезли. Тогда я винила во всем Табиту, но, познакомившись с мышами ближе, поняла, что Мисс Тютю сама же и слопала свое потомство. После такого мышеубийства она уже не осмелилась показаться мне на глаза.

В то время мы жили в новом доме на такой же новой улице Западного Бромптона. Лондон, разрастаясь, постепенно поглощал пригород, но из окна детской все еще виднелись луга и сады. Иногда появлялись и дикие звери. Припоминаю, как однажды к нам в сад через ограду забрался ежонок, вероятно, сбежавший от матери-ежихи. Я принесла его в подоле фартука домой, назвала Диком и накормила молоком и сырыми яйцами. Дик свернулся клубком в гнезде из листьев, которое я ему соорудила, и замер. С видом знатока я пояснила Табите, что еж впал в спячку.

Дик так преуспел в искусстве спячки, что стал твердым как камень и в конце концов начал разлагаться. Невыносимый запах разлился по детской.

Дика сменил Джек, с ним мне повезло больше. Выяснилось, что Джек – любитель поесть, его отменный аппетит прорезался после того, как я обнаружила его страсть к хрустящим улиткам. Джек жил у меня больше пяти лет, но однажды таинственным образом исчез – возможно, выбросился из окна.

Я обожала лечить животных, и такая возможность подворачивалась мне довольно часто. Однажды я подобрала красивого дрозда с поломанным крылом. Из палочек и шнурков я соорудила шину: я решила, что надо обездвижить крыло, пока мать-природа будет делать свое дело. История с птенцом, который подавился овсянкой, кое-чему меня научила, поэтому дрозд получал земляных червей, нарезанных аккуратными кружочками. Через несколько дней мать-природа доделала свое дело – дрозд скончался.

Позже, поразмыслив, я поняла, что черви, слизняки и улитки, которыми я пичкала птиц и ежей, – тоже творения природы и достойны самого пристального внимания. Не уверена, впрочем, что мое внимание их очень радовало.

Как-то дождливым утром я собрала богатый урожай двух видов улиток: желтых с тонкими черными черточками и полосатых с элегантными лаковыми желто-коричневыми бороздками. Я сложила улиток в глиняный горшок, устланный листьями салата, и долго наблюдала, сидя на корточках. Я смотрела, как улитки сбиваются в кучу, склеиваются друг с другом и пытаются выбраться на свободу, выползая из горшка. Когда они подбирались слишком близко к краю, я снимала их и возвращала на дно, что им явно не нравилось. Конечно, я делала это не со зла; я даже искренне жалела одну желтую улиточку с дырявым домиком. Когда наступил вечер, я накрыла горшок с улитками старым решетом, чтобы продолжить свои научные наблюдения на следующий день.

Всю ночь лил дождь. Утром, наскоро проглотив овсянку, я отправилась за новой порцией улиток. Увы! Я не поставила горшок под навес, и несчастные улитки утонули. Уцелели только две, успевшие добраться до решета и зацепиться за него. Я узнала улиточку с дырявым домиком. И сделала научный вывод: тому, кого жизнь испытала на прочность, любые трудности нипочем. Я назвала эту улитку Боб, а приятельницу Боба – Джейн и тайком забрала горшок в детскую. Естественно, выпуская Боба и Джейн порезвиться на полу, я запирала Джека. А когда еж начинал с неприличным хрустом поглощать обед из улиток, то издавая громкое «хрум-хрум», то похрюкивая и пыхтя, я деликатно отодвигала глиняный горшок Боба и Джейн подальше.