У меня Музыкант не вызывал никакого интереса. В моей жизни существовали только работа и Соня. Они были ее главным смыслом. В свободные часы, я заходила в палату к моей девочке, и мы вместе раскрашивали различные детские картинки. Точнее, я сидела рядом и смотрела на то, как она рисует. У ребенка проявился потрясающий талант к рисованию! Моя душа искрилась счастьем от созерцания столь прекрасной и трогательной картины. Во время занятий творчеством у нее настолько загорались глаза, что я невольно трепетала от радости и восторга.
– А, Марьям Руслановна! Здравствуйте.
Алия Артуровна, воспитательница, приглядывавшая за Соней, запыхалась в дверях.
– Здравствуйте, Алия Артуровна. Смотрите, что нарисовала малышка.
– Какая красота, Сонечка! Какая ты молодец! Умница!
Соня радостно зарделась, и смущенная, посмотрела на меня. Я прижала ее к себе и крепко поцеловала.
– Мы хотим ненадолго, минут на двадцать выйти на улицу. Вы как?
Алия Артуровна понимающе кивнула и ответила:
– Ой, хорошо! Я как раз домой по – быстрому сбегаю. Я же напротив больницы живу.
Отлично.
– Конечно, идите! Все будет в порядке. Я присмотрю за Соней.
Малышка уже стояла возле двери палаты. Ей не терпелось пойти к своему другу
– Мари!
Саид Бугдаев ошеломленно взъерошил волосы. Все же стоило признать, что атмосфера в больнице с его появлением значительно улучшилась: врачи неохотно, но отмечали, что многие пациенты стали лучше себя чувствовать и быстрее шли на поправку. Я в свою очередь также не могла отрицать того факта, что Музыкант помогал детям в терапии восстановления. Они приходили с ежедневных многочасовых прогулок счастливые и довольные. Родители стали чаще улыбаться друг другу, и даже санитарки меньше ругались на нерадивых пациентов, проскальзывавших в больницу без бахил.
Хотя, признаться честно, я была абсолютно уверена, что эта прихоть «местного бизнесмена» быстро улетучится, и он прикроет лавочку со своими благотворительными концертами, свалив из больницы.
Но я ошиблась! Саид на удивление совершенно не оправдал моих ожиданий. «Эта прихоть» исполняла свои концерты на территории больницы уже два месяца.
– Не знал, что ты приходишь послушать мою игру!
Голос Саида не скрывал искренней радости и… волнения!..
Я почувствовала, что краснею.
– Да, Саид, прихожу. И я не одна.
Из моей спины выглянула Соня и с победным криком прыгнула к нему на руки. Послышался звонкий смех, громкие причмокивания и воздух заискрился весельем.
– А ты меня не увидел! Ха – ха! Я тебя провела!
Саид громко расхохотался.
– Ну ты, звезда!
Он повернулся ко мне, взглядом приглашая присоединиться к ним.
Его непринужденность и легкость почему – то смутили меня. Стараясь не показывать своих чувств, я невозмутимо поправила волосы и посмотрев ему в глаза, мягко сказала:
– Сыграй для нас, Музыкант.
Саид заиграл: наполненная теплой светлой грустью, музыка шелковой вуалью окутала уставшие струны моего сердца и погрузила каждую клеточку тела в безмятежное чувство покоя и тающего блаженства. Я не переставала дивиться тому, насколько безгранична и тонка душа этого человека. Кто ты, Музыкант? С какой планеты? Неужели
Он будто услышал мои мысли и задумчиво посмотрел на меня. Его глаза покрылись поволокой, и я утонула в их бездонной черной пропасти, незаметно покорявшей меня своей воле и медленно тянувшей туда, откуда нет возврата.
Соня села рядом с ним на лавочку и задумчиво уставилась в пустоту. Я подошла к ней и мягко обняла за голову. Неожиданно, Саид остановил свою игру:
– Хорошо выглядишь, малышка. Когда выписываешься?
– У меня острый лимфобластный лейкоз. Две недели была химиотерапия. Сейчас еще один курс. Мне дают сильные лекарства, они помогают убить плохие бластные клетки внутри меня. Как закончиться терапия, тогда, может быть и выпишут.
Внутри меня все сжалось от ледяного холода. Она говорила об этом так обыденно, будто это были ежедневные домашние задания в школе. Мне стало страшно от того, насколько ребенок привыкает к таким вещам. Они стали неотъемлемой частью ее жизни.
Музыкант пристально посмотрел на Соню, и на долю секунды мне показалось, что в его глазах промелькнула боль. С минуту повисло тяжелое молчание. У меня появилось дикое желание заполнить эту паузу. Но Саид опередил меня:
– Что скажут друг другу две искалеченные души? Та, что еще не успела расцвети и угасает, и та, что живет в тени болезни, накрывшей ее подобно черной мгле…
Удивленно взглянув на него, я не поняла ни слова из того, что он сказал.
– Что ты имеешь в виду?