Мишура

Над мужиком какая нужна распорядительность? Чтобы он был тих, покорен, не возмечтал о себе, кулак да плеть нужна на него… Коли в строгости он содержится, не дает ему становой потачки, вот и порядок в стану, вот и распорядительность вся, чтобы он голоса не смел подать, потому – знал бы, что он есть мужик… А вот у кого должно спросить начальство, распорядителен ли я? – У помещика. Становой постановлен для ограждения помещиков, у них и спросите про меня, так уж я знаю, что ни один на меня не пожалуется. Кто усмирил в самом начале возмущение крестьян против помещика Летаева? Я! Кто отыскал троих беглых дворовых людей помещика Отрубкина? Я!.. Кто поймал воров, что обокрали полковника Шапина? Я же ведь… Так разве это не распорядительность? Да на меня теперь ни один господин не пожалуется, чтобы я не занялся, не приказал при себе отодрать последнего лакеишку, которого пришлют ко мне для наказания… Так вот бы на что должно было начальство обратить внимание… Как еще служить – не знаю.

В разговоре с Пурпуровым развертывается и характер Анисима Федоровича; он берет взятки с станового, научает его, как надуть начальство раскольниками, обнаруживает полное знакомство со всеми плутнями подьячества и выражает неудовольствие новым бескорыстным направлением. Но вслед за тем оказывается, что он – нежный отец, всем готовый пожертвовать для счастия единственной дочери. Дочь эта – не кто иная, как Дашенька, которую Пустозеров хотел бы назвать своею… Она же составляет и причину, почему Анисим Федорович, по просьбе Пустозерова, удержался на своем месте. Проводив Пурпурова, секретарь разговаривает с дочерью о Пустозерове. Содержание разговора вот какое: «Не доверяй ему очень: ты девушка умная, должна понять, что он ходит сюда так часто не для меня, а для тебя… Ну, и пусть ходит: от этого моя служба зависит… Только смотри, чтобы больше ничего не было… Он нашим не будет. Если бы мы и захотели этого, так он не захочет; ну, и будь осторожна. Нам бы только провести время, пока он здесь служит; а ведь его, разумеется, скоро в Петербург переведут…» При этих словах Дашенька бледнеет и говорит отцу: «Ну, а что, если я привыкну к нему, да так, что умру без него?» Анисим Федорович пугается и говорит, что не с тем заставляет ее ласкать Пустозерова… что дочь для него дороже всего… «А если что у тебя на душе, ты лучше скажи мне… Я и службу брошу и его прогоню», – восклицает он. Но дочь успокоивает его, уверяя, что пошутила, и он снова просит ее быть любезной с Владимиром Васильевичем Пустозеровым.

Читатель видит, что Анисим Федорович, при всей своей опытности в приказном плутовстве, принадлежит еще к числу мелких мошенников и что человеческие чувства не совершенно заглохли в нем. Он вовсе не торгует своей дочерью; он пугается даже мысли о серьезных последствиях сношений Пустозерова с Дашей. Сближая их, он просто употребляет военную хитрость; поведение свое в этом случае, как оно ни мерзко, он считает так… шалостью, шуткой, очень позволительной. Он, при всем своем плутовстве, не постигает, какой вид получают эти шутки у господ Пустозеровых.