— Да! И убежала. Оставила одного на целых два года, мучиться воспоминанием о том единственном поцелуе. Два проклятых года, один поцелуй. По-твоему это честно? Ты хоть представляешь, что со мной творилось?
— Ты не ответил тогда, и не остановил, — слабо возразила Майя.
— Сперва я двинуться не мог, я терял контроль над зверем. Когда ты меня коснулась, я… Это сложно объяснить. Грубо говоря, я чуть не кончил, и не был уверен, что если пойду за тобой, то смогу сдержаться.
Лицо Майи пылало. По ощущениям, горело не только лицо, но и шея, грудь, да что там, — все тело.
— Твой зверь принял меня?
Майя неосознанно обхватила Мишу ладонями за шею, удерживая, будто он мог отвернуться и уйти. Его руки тоже удерживали Майю, только куда крепче. Хватка на ее талии как железный капкан. Живой не выберешься.
— Сразу, — короткий ответ и Миша наклоняется ниже.
Разговаривать становится невозможно, прерывистые возбужденные дыхания смешиваются. Кожа Майи под холодящей сырой одеждой сверхчувствительная. От одного лишь ощущения на шее горячего Мишиного дыхания подгибаются колени.
Но Майя пока держалась. Нельзя перейти грань, за которой самая желанная сказка превратится в кошмар. Полет с обрыва все длится. Окажется ли приземление смертельным, или она воспарит вместе с Мишей?
— Стой… Объясни? — просьба почти неслышна, пересохшие губы жаждут вовсе не слов.
— Я был нестабилен — первый оборот, желания зверя, ты… Я должен был быть очень осторожным, чтобы не навредить никому. Тебе, в первую очередь.
— А потом?
— Потом меня остановила моя и твоя семьи. Они думали, что ты не хочешь жить здесь, в закрытых землях, в отсталой глухомани. Все видели, и я тоже, что ты несчастна. Они убедили дать тебе время. Но, Боги свидетели, если бы не отчеты Володи о твоей жизни там, я бы плюнул на все обещания, и вернул тебя через месяц.
Миша рассказывал с закрытыми глазами, приглушенным шепотом, в котором прорывалось рычание зверя. Уперевшись лбом в стену рядом с головой Майи. А она слушала, не перебивая.
— Отец отправил меня на границу, служил там год. Строгий режим и нагрузки помогли продержаться. Вернулся, строил дом. И ждал. Каждую ночь сны о тебе, на губах память о том касании. Ты знаешь, как этого мало?
О, да! Майя знала. По себе знала, насколько этих воспоминаний ничтожно мало.
— Черт.
— Именно.
— Ты хочешь сказать, что за два года у тебя никого не было? — с трудом смогла выговорить.
Не то, чтобы это был самый важный вывод из услышанного. Нет, но… И этот момент был для нее важен. Как и для Миши. Его глаза опасно сверкнули.
— А ты хочешь сказать, что у тебя кто-то был? — обманчиво спокойно спросил он.
Майя только пискнуть успела, как оказалась лежащей на диване, придавленная голым — совсем и абсолютно! — Мишей.
Они никогда не были так близко друг к другу. Глаза в глаза, яростный и ревнивый взгляд его зверя и ее — шальной, с невыразимым желанием, тлеющим в глубине.
— Ты мне расскажешь поминутно, чем занималась и с кем встречалась.
— И о снах? — поддавшись, наконец, дикому желанию, Майя первая приникла к его упрямо сжатым губам. Покрыла легкими поцелуями скулы, немного колючий подбородок. Добравшись до уха, жарко шепнула:
— В них ты и я. Рассказать?
— Показать, — низко простонал Миша и поймал в сладкий плен ее рот, не давая больше говорить, искушать и дразнить. Отстранившись всего на миг, слитным движением стянул с Майи свитер и футболку. Ткань затрещала от такого обращения. Миша жадно, слегка кусая, стал покрывать поцелуями ее шею и плечи. Спускаясь ниже, нетерпеливо стягивая мешающее белье с груди и обхватывая нежную плоть ладонями, лаская языком.
Майя не заметила, как лишилась джинс и трусиков, только каждой своей частичкой чувствовала и принимала, что ей так щедро давал Миша. Реальность ошеломляла несравнимо больше самых откровенных фантазий.
Его напор с каждым движением становился все сильнее. Они оба торопились, жадничали, хотели всего и сразу. Наверстать и получить все, о чем грезилось два года. Слияние настолько долгожданное и полное, что прошло до смешного мало времени, прежде чем оба достигли вершины.
— Ты как? — невнятно спросил Миша.
— Мгм, — еще более непонятно промычала Майя у него подмышкой. На губах блаженная улыбка, глаза закрыты. Шевелиться, думать, говорить — лень.
Потные, переплетясь руками и ногами, они еще некоторое время лежали на диване в прихожей.
Какой Миша молодец, что поставил сюда такую мягкую удобную мебель, а не какую-нибудь скамеечку или пуфик… — лениво подумала Майя.
— Диван придется менять… — произнесла вслух.
Что за глупые мелкие мысли лезут в голову? Подумаешь, проблема. По сравнению с тем, что только что произошло, испорченная обшивка сущий пустяк. Но мысли о глобальном в голову не приходили, маячили в неуловимо изменившемся пространстве вокруг. Вселенная уже не та, что прежде.
— Неа, ни за что. Он теперь мой любимый. И ты забыла, магия гораздо лучше химчистки.
— Как не романтично, — фыркнула Майя.
— По-моему наоборот, очень даже!