Мишель Фуко

Другой эпизод, более отвечающий университетским канонам: в октябре 1979 года Фуко приезжает в Стэнфорд на «Tanner Lectures», где говорит о «буколической власти». Цикл лекций называется «Omnes et singulatum: к критике политического разума». Более трехсот человек приходят слушать Фуко. На этом фоне особенно заметно отсутствие большинства профессоров философии: они ничего не имеют против Фуко, просто их совершенно не интересует французская философия, которая кажется им недостаточно «аргументативной». В этот момент Фуко знакомится с Хьюбертом Дрейфусом и Полом Рабиноу, профессорами из Беркли, которые писали книгу о его творчестве. Дрейфус — философ, специалист по Хайдеггеру, а также искусственному разуму и компьютерам, Рабиноу — этнолог, преподающий на отделении антропологии. Они позвонили Фуко, попросили о встрече и немедленно получили согласие. «А вот и мои палачи», — сказал Фуко, когда они прибыли к нему в гостиницу в Сан-Франциско. Однако они проработали восемь часов подряд, положив начало длительному сотрудничеству, обмену идеями и дружеским связям. Замечательная книга американских авторов содержит записи многих разговоров с Фуко [514]. Не вошедшие в книгу беседы будут опубликованы в книге «Читать Фуко», подготовленной Рабиноу: сборник текстов, включающих фрагменты разных работ, статьи, лекции, неопубликованные предисловия… [515]

Этот том имел огромный успех и по продажам перегнал собственно книги Фуко. Согласно Андре Шифрину, американскому издателю Фуко, оригинальные сочинения философа расходились в количестве, не превышавшем двух-трех тысяч экземпляров. Но, добавляет он, «карманные» издания имели огромный успех: было продано 80 тысяч экземпляров «Воли к знанию» и 200 тысяч экземпляров «Истории безумия».

В октябре 1980 года Фуко снова по приглашению отделения французского языка приехал в Беркли в качестве visiting professor. Он участвует в престижных «Howison lectures».

Тема: «Истина и субъективность». Его лекции активно обсуждаются в кампусе, где его уже встречают, как выражаются Кейт Гандаль и Стефен Коткин, «с фанфарами» [516]. Народу приходит столько, что закрыть двери удалось только при помощи полиции. В ноябре 1980 года Фуко приезжает в Нью-Йорк в Институт гуманитарных наук при университете. Его слушают шестьсот — семьсот человек. Вместе с Фуко выступает социолог и романист Ричард Сеннет — получился своеобразный дуэт. Это «заметное событие нью-йоркской жизни», как сказал Том Бишоп, выплеснулось за пределы университетского круга: «Time Magazine» посвятит две страницы — редчайший случай! — настоящему «культу», развивавшемуся вокруг французского философа, иронически отозвавшись о его «туманных» теориях. Портрет Фуко получился, мягко говоря, не очень комплиментарным. Кроме того, журналист подчеркивает, что у Фуко есть немало врагов в американской университетской среде, а его сочинения подвергаются суровой критике и нападкам [517]. Историк Петер Гай и этнолог Клиффорд Гирц, как и многие другие, делают все возможное, чтобы остановить волну увлечения Фуко. Консерваторы упрекают его в радикализме, а марксисты — которых немало — в отчаянном «нигилизме». Фуко неоднократно приходится браться за шпагу, отстаивая свои позиции, сражаясь с неправильным прочтением своих произведений, протестуя против того, что он назовет в одной из убийственных отповедей «чудовищностью в критике». Его даже обвинят в том, что его анализ психиатрических лечебниц способствовал увеличению числа бездомных женщин (bag ladies) на улицах Нью-Йорка!

Тем не менее все вынуждены были признать очевидное: имя Фуко притягивало толпы студентов. Аудитории ломились, как, например, в ноябре 1981 года, когда Фуко выступал в Лос-Анджелесе, в университете Южной Калифорнии — за неделю до появления статьи в «Time». Обсуждению исследований Фуко было посвящено три дня. В работе круглого стола приняли участие историки, в том числе Мишель де Серто [518].

В 1982 году Фуко провел шесть недель в Берлингтоне (Вермонт) — в университете, затерянном в лесах Севера. Весной 1983 года он опять в Беркли. Он на вершине славы: публичная лекция «Культура самого себя» собрала полный зал. И это не метафора. Фуко выступает в театре, а не в университетской аудитории. Зал вместил две тысячи человек. Только Леви-Стросу удалось достичь большего: его аудитория составила более трех тысяч человек. Фуко теперь читает лекции по-английски. Однако «шоу» не вызывают в нем большого энтузиазма, и он пытается сформировать рабочие группы, команды исследователей.