— Но также было и с мужем Элси Моргенштерн, Артур! Вайсрой послал за ним — Элси рассказывала, что муж не знал, зачем — но не смог не пойти, даже если бы знал, что занесен в исполнительные списки, и он… Артур, пожалуйста, не ходи! Останься со мной, Артур! О, Артур, я так и знала, что все закончится ужасно! И что я скажу матери, если ты… Подумай о моем позоре! Вайсрой взорвал моего мужа за нелояльность! Я же не смогу никому посмотреть в глаза. И это в то время, когда другие леди… Артур, немедленно вернись!
Но это не могло быть смертельным приговором. Артур в этом совершенно уверен — и, хотя он пережил тревожные моменты ожидания в багровом сумраке приемной в офисе Вайсроя, в кабинет он вошел, с гордо сидящей на нем синей формой СБВ и сверкающими кометами генералиссимуса.
И действительно, его ожидали не дурные вести, а, напротив, отличные, и даже настолько отличные, что Челси не смел и предположить.
Личный адъютант Вайсроя, с бледным, потным лицом, впустил Артура. Челси прошел мимо, подумав, как, должно быть, ужасно все время быть свидетелем нескончаемого гнева Вайсроя — и как короток век адъютанта, которые менялись практически еженедельно.
Но тут он предстал перед Вайсроем, и у него не осталось времени раздумывать о каких-то там людишках.
И — да, у Вайсроя вблизи даже оказалась некая аура человечности, что было странно и неожиданно.
Нет, он не являлся копией человека. Он вдвое выше любого самого рослого человека и, казалось, высечен из бесстрастного гранита. В его голосе звучали механические ноты гораздо сильнее, чем тогда, когда он старался говорить с земными интонациями и подтекстом.
Но Вайсрой был… расстроен.
Только этим словом можно выразить впечатление Челси. Вайсрой сверкал гневной мощью во время реорганизации СБВ, которая принесла Челси его кометы, и пламя этой мощи все еще тлело. Но осталось еще беспокойство и ненависть по отношению к глупой нелогичности бессмысленного рода человеческого, к этим людишкам, неспособным сопротивляться ему, но все же ежеминутно рискующим своими жизнями ради нескольких грязных долларов. Вайсроя окружала сила, и Челси боялся ее.
Он видел, что сам воздух в кабинете пронизан смертью и уничтожением. Но все это направлено не на Челси. Вайсрой, оторвавшийся, наконец, от чтения списков и секундных пауз, когда взрывал где-то на другом конце земли своих врагов в фиолетовой вспышке, сказал:
— Когда-то вы отказались от взятки.
Челси пришлось поднапрячь свою память — это было так давно, что трудно вспомнить. Но он все же вспомнил сцену в кабинете капитана Карстена, и понял, что и там у Вайсроя имелись скрытые микрофоны.
— Это правда, — ответил Челси.
— Но больше вы не отказываетесь от них, — резким и мрачным голосом продолжал Вайсрой.
— И это тоже правда, — признался Челси.
— Да, — сказал Вайсрой, и замер на секунду, читая очередной список и уничтожая очередных врагов, а затем продолжал: — Вы не будете отказываться от взяток. Но и не станете отказываться от логики. С этого моменты вы — глава моей Службы Безопасности.
Конец беседы.
Диктатор-человек стал бы, вероятно, призывать к личной преданности. Но Вайсрой дал Челси ясно понять — что личные корыстные интересы Челси будут реализованы лучше, если он одновременно будет независимо от них блюсти интересы своего хозяина, Вайсроя.
Челси уехал, думая о сложном положении Вайсроя.
Вайсрою не хватало времени.
Он должен поспевать повсюду в мире, разыскивая и наказывая преступников. И несмотря на всю свою власть, он сбит с толку и разгневан, потому что люди рискуют жизнью по крайне глупым — с его точки зрения — причинам.
Челси знал мало о страхе из личного опыта, поскольку никогда не думал о нем. Но он научился распознавать эти признаки в других: направленный наружу гнев, замешательство, неспособность понять природу опасности.
Иными словами, все то, что продемонстрировал сам Вайсрой.
Но, не будучи трусом, Челси не был и героем. Он никогда не думал о себе, как о смелом человеке, хотя на следующей неделе сделал очень смелую вещь.
На его стол легла докладная:
Главнокомандующий Горминстер, адъютант Вайсроя, взял взятку за то, чтобы скрыть донос о нелояльности пяти командующих областью Сан-Диего.
Работа Челси состояла в том, чтобы подписать докладную и вернуть ее в офис Вайсроя для исполнения им приговора. Это смертный приговор Горминстеру.
Но Челси не сделал ничего подобного. Он подписал ее, подумал и убрал в карман.
Два дня спустя он нашел адъютанта Вайсроя на пандусе, ведшем в багровый сумрак штаб-квартиры. Челси остановил офицера.
— Генерал Горминстер, — сказал он, — поглядите-ка на это.
Горминстер нетерпеливо взглянул на него, взял из рук Челси докладную, прочитал, потом перечитал, посмотрел на Челси уже испуганно и, казалось, был готов на месте потерять сознание.
— Я не дал ей хода, — сказал Челси.
Горминстер молча взирал на Артура. У него был жалкий вид, в котором не осталось ни смелости, ни силы.
— И не собираюсь никуда посылать, — продолжал Челси. — Мне кажется, это — несправедливое обвинение.
— О, спасибо, — задохнулся Горминстер.