Миры Роберта Хайнлайна. Книга 2

— Почему бы ему не овладеть обеими профессиями? — предложил Крошкин папа. — Не нравится мне эта современная сверхспециализация.

— Хорошая мысль, — согласился Генеральный секретарь. — Тогда он мог бы диктовать свои условия.

Я уже хотел сказать, что меня больше тянет к электронике, как вдруг понял, чем именно хотел бы заняться.

— Не думаю, что две профессии сразу будут мне под силу.

— Не говори глупости, — резко ответил профессор Рейсфелд.

— Не буду, сэр. Но я хочу заняться скафандрами. У меня есть кое-какие идеи по их усовершенствованию.

— Насколько я помню, тебе отказали в приеме во все хорошие колледжи. Так… — профессор Рейсфелд побарабанил пальцами по столу. — Ну не глупо ли, господин Генеральный секретарь? Парнишке легче попасть в Магеллановы облака, чем в колледж.

— Так что ж, профессор, поднажмем?

— Минуточку. — Профессор снял трубку. — Сузи, дайте мне директора Массачусетского технологического института. Знаю, что праздник… А мне плевать, в Бомбее он или в своей постели… Вот и умница. — Он повернулся к нам. — Ничего, она его найдет.

Я смутился. Кто же откажется там учиться? Но денег на это нужно…

Зазвонил телефон.

— Привет, говорит Рейсфелд. В прошлый раз на вечере встречи ты вырвал у меня обещание предупреждать тебя каждый раз, когда у Брука начнется тик. Держись за кресло, я насчитал двадцать один раз в минуту. Да, рекорд… Спокойно, спокойно, никого из твоих я и на порог не пущу, пока не получу от тебя свой кусок мяса. А если ты заведешь свою пластинку о свободе и праве на информацию, я повешу трубку и позвоню в университет Беркли… Да нет, ничего особенного, всего лишь стипендию на четыре года плюс всю стоимость обучения и содержания… Да не кипятись ты, ради бога, что, у тебя фондов нет? Ну, так подчисть бухгалтерские книги… Нет, никаких намеков. Покупай кота в мешке, а то твоих ребят вообще не пущу… Что-что? Ну, точно, я тоже растратчик, а ты разве не знал? Погоди, — профессор обернулся ко мне: — Ты посылал заявление?

— Да, сэр, но…

— Подними дело в приемной комиссии. Клиффорд Рассел. Пошли ему вызов на домашний адрес… Что? Да, готовь группу… Одно скажу — такого в истории не было с тех пор, как Ньютона стукнули яблоком по голове. Это точно, я шантажист, а ты кабинетная крыса. Когда наукой-то займешься? Пока.

Он повесил трубку.

— Вопрос решен. Слушай, Кип, я одного не пойму — зачем этим червелицым понадобился именно я.

Я не знал, как объяснить ему. Только вчера он сам говорил мне, что занимался сопоставлением и анализом различных, не связанных между собой сведений: о неопознанных летающих объектах, о развитии космонавтики и о многих необъяснимых происшествиях. Такой человек, как он, своего всегда добьется и заставит себя слушать. Если у него и был недостаток, так это скромность, которую от него совсем не унаследовала Крошка.

Скажи я ему, что его интеллектуальное любопытство заставило понервничать тех космических пиратов, он только посмеялся бы. Поэтому я ответил:

— Они так и не сказали нам, сэр. Но я думаю, что они считали вас достаточно важным человеком.

Мистер ван Довенюк поднялся со стула.

— Ну что же, Рассел, вопрос о вашем образовании решен. Если я вам понадоблюсь, позвоните мне.

После его ухода я попытался поблагодарить профессора.

— Я рассчитывал заработать денег на учебу, сэр, прежде чем снова начнутся занятия.

— Это за оставшиеся-то две с половиной недели? Брось, Кип.

— Я имею в виду весь оставшийся год…

— Зачем же тебе год пропускать?

— Но я ведь все равно опоздал… — И вдруг я обратил внимание на зелень в саду. — Профессор… какое сегодня число?

— То есть как какое? День Труда, конечно.

Профессор выплеснул мне в лицо стакан воды.

— Ну как, пришел в себя?

— Пожалуй, да… Но мы же путешествовали несколько недель!

— Ты слишком много пережил, Кип, чтобы волноваться из-за такой ерунды. Можешь обсудить вопрос с близнецами, — он кивнул в сторону Гиами и Брука, — но все равно ничего не поймешь. Я, во всяком случае, ничего не понял.

Когда я уезжал, миссис Рейсфелд расцеловала меня на прощание, Крошка разревелась, а мадам Помпадур попрощалась с «Оскаром», лежащим на заднем сиденье. В аэропорт профессор Рейсфелд решил отвезти меня сам.

По дороге он заметил:

— Крошка очень хорошо к тебе относится.

— Надеюсь, что да.

— А ты к ней? Или я нескромен?

— Хорошо ли я к ней отношусь? Еще бы! Она спасла меня от смерти раз пять, не меньше.

— Ты и сам заслужил не одну медаль за спасение утопающих.

Я поразмыслил над этим.

— Сдается мне, что я портил все, за что ни брался. Но она меня все время выручала, да и везло ей просто невероятно.

Я даже задрожал при одном воспоминании о том, как едва не угодил в суп.

— «Везение» — сентиментальное слово, — ответил профессор. — Ты считаешь невероятным везением то, что оказался на поле в скафандре, когда моя дочь звала на помощь. Но это не везение.

— Но что же это тогда?