Миры Роберта Хайнлайна. Книга 1

А еще болтают про «потерянное поколение»! Я перечел всю эту волынку, что появилась после первой мировой войны — Хемингуэя, Фицджеральда и других, и пришел к выводу, что шум они поднимали из-за сущей ерунды. Мир-то у них был в кармане, так чего было вопить, спрашивается?

Разумеется, впереди у них был и мировой кризис, и Гитлер, так они же о том, что впереди, ничегошеньки не знали! А у нас были и Хрущев, и водородная бомба, о которых мы знали даже слишком много!

Нет, мы не были потерянным поколением. Мы были хуже, мы были «поколением благонамеренных». Не битники. Битниками были считанные сотни на многие миллионы. О, конечно, мы охотно болтали на жаргоне битников, с пеной у рта спорили о результатах опроса «Плейбоя» насчет рейтинга джазовых групп, будто это было бог знает какое важное дело. Мы зачитывались Сэлинджером и Керуаком [8], говорили языком, от которого шарахались наши родители. Иногда мы даже одевались как битники. Но мы никогда не думали, что оркестровые барабаны и бороды важнее банковского счета. Нет, мы не были бунтарями. Мы были конформистами, такими, что дальше некуда. Благонамеренность — вот наш тайный пароль! Наши пароли не произносились вслух, но мы следовали им так естественно, как естественно новорожденный утенок направляется к воде. «С начальством не спорить», «бери пока дают», «не пойман — не вор». Эти формулы обозначали наши высшие цели, наши моральные ценности, входившие в понятие благонамеренности. «Тише едешь — дальше будешь» (наш вклад в Американскую Мечту) вот она, основа устойчивости: если ты едешь тихо — конкуренция исключается.

Но амбиции были и у нас. Да, сэр, были. Оттянуть призыв в армию и окончить колледж. Жениться, заделать ей ребенка, и пусть твоя и ее семья помогают вам, пока ты будешь укреплять свое положение студента, пользующегося отсрочкой. Получить работенку, считающуюся у призывных комиссий престижной, например в какой-нибудь ракетной фирме. Еще лучше стать аспирантом (если твоя или ее семья имеют нужные средства), сделать еще одного ребенка, полностью оставить призывную комиссию в дураках, тем более что докторская степень — прямая дорога к продвижению по службе, к высокой зарплате и к обеспеченной старости.

Ну, а если нет беременной жены с богатыми родичами, так сойдут и «4-F» [9]. Неплохо, например, иметь проколотые барабанные перепонки, а еще лучше — аллергию. У одного из моих соседей была ужасная астма, продолжавшаяся до его двадцатишестилетия. И это вовсе не лажа: у него была аллергия на призывную комиссию. Еще одно недурное средство спасения — убедить военного психиатра, что твои закидоны больше подходят для министерства иностранных дел, чем для армии. Чуть ли не половина моего поколения состоит из лиц, непригодных для службы в строю.

Все это меня не удивляет. Есть старинная картина, на которой изображены сани, мчащиеся сквозь зимний лес, а за ними гонятся волки. Время от времени люди хватают одного из седоков и кидают волкам. И вот все эти льготы — от отсрочек призыва и «альтернативных служб» до разного рода выплат и преимуществ ветеранам — все они весьма похожи на ту картину, где большинство сбрасывает меньшинство волкам, чтобы самим продолжать стремительную гонку за гаражом на три машины, бассейном и надежным обеспечением после ухода от дел.

Но не думайте — я-то сам тоже не святой. И мне тоже нравятся гаражи на три машины. Вот только моя родня не смогла протащить меня через колледж. Мой отчим служил уоррент-офицером [10]в ВВС, и его содержания хватало разве что на обувку и одежку для собственных ребятишек. Когда отчима перевели в Германию — как раз за год до моего перехода в последний класс — и мне пришлось поселиться с родной теткой со стороны отца и ее мужем, нам, то есть мне и отчиму, сразу полегчало. В финансовом отношении, правда, лучше мне не стало, так как мой дядюшка выплачивал алименты своей первой жене, что, учитывая калифорнийское законодательство, делало его положение не лучше положения негра на плантации Алабамы до начала Гражданской войны. Сам я получал 35 долларов в месяц как «несовершеннолетний иждивенец умершего ветерана» (а это совсем не то, что «осиротевший в результате войны». Там пенсия куда выше). Мать была уверена, что смерть отца последовала в результате ранений, но у администрации по делам ветеранов были другие соображения, так что я был всего лишь «несовершеннолетним иждивенцем умершего ветерана».