Миры под лезвием секиры

Смыков прекрасно знал, что высшая точка Талашевского района — гора Партизанская — имеет высоту семьсот метров над уровнем моря и на гору совсем не похожа. Совершенно непонятно было, кому верить: недоступной для общего пользования оперативной карте или собственным глазам, которым чудились на горизонте настоящие горные кряжи.

— Может, вернемся? — предложил сержант, человек пожилой и семейный. — Ну их к ляду, этих воров. Пусть подавятся чужим добром.

Некоторое время в душе Смыкова чувство служебного долга боролось с чувством здравого смысла. Когда силы сторон наконец прояснились, он сказал с притворным сожалением:

— Да, видно, придется возвращаться, а не то наш «МАЗ» все топливо спалит.

Попили водички из родника и двинулись восвояси — вернее, так им только показалось. Вместо родных болот вскоре начался затяжной подъем, изрытый пересохшими балками. Везде, куда только достигал взор, виднелись покрытые скудной растительностью увалы.

— Никак заблудились! — струхнул сержант.

— Я в нашем районе заблудиться не могу! — категорично заявил лейтенант.

— Следовательно, мы не в нашем районе, — довел его мысль до логического конца Смыков.

Предположение выглядело вполне трезво, но, чтобы его осмыслить, пришлось присесть.

— А в каком мы районе? — после долгого молчания осведомился сержант.

— Будем считать, что в Европе, — сообщил Смыков. — Хотя и Азию с Африкой исключить нельзя.

— Азию… с Африкой… — эхом повторил сержант. — Мать честная!

После этого он вскочил и, витиевато обругав обоих спутников, исчез в ближайшем распадке. Не обладая уникальными способностями голубя или кошки, он тем не менее намеревался добраться до родного дома, руководствуясь одним только чутьем.

— Дурак, — сказал вслед ему лейтенант. — А ты это про Африку серьезно?

— Разуй глаза, — только и смог ответить Смыков.

После недолгого обмена мнениями решено было идти в сторону, противоположную горам, — авось встретится какая-нибудь примета, которая выведет на родину. Смыков придерживался мнения, что эта географическая чертовщина является следствием внезапной подвижки материков, лейтенант же доказывал, что горы выросли на месте Добриневского сельсовета естественным путем, как растут грибы после дождя или фурункулы после чрезмерного застолья.

Далекие вершины продолжали маячить за их спинами и спустя три часа размеренного хода, а дикий пейзаж вокруг не менялся.

— Необитаемое место, — констатировал уже порядочно утомившийся Смыков.

— Надо было вместо тебя Сизову из детской комнаты с собой взять, — вздохнул лейтенант, — Хоть бы потомство оставили.

— Жрать бы что стали, братец вы мой?

— Нашли бы чего-нибудь… Ящерицы бегают, птицы летают… Кстати, вон и дымок! Да и жареным с той стороны попахивает! Наверное, пастухи шашлык готовят.

Глотая слюнки от аппетитного запаха (как-никак последний раз ели часов десять назад, да и то всухомятку), они устремились в сторону костра, впрочем, не забыв привести оружие в боевое состояние. Желая застать людей, которые жгли костер, врасплох, последние пятьдесят метров пробирались по дну неглубокого оврага, где ящерицы просто кишели и даже одна змея встретилась.

Когда треск костра стал явственно слышен, они с разгона вскарабкались наверх и… остолбенели.

— Вот так шашлычок… — пробормотал лейтенант спустя некоторое время и попытался блевануть, да не смог — желудок был пуст.

Смыков, человек от природы стойкий и маловпечатлительный ко всему, что не касалось женщин определенного сорта, не стал ни возмущаться, ни блевать, а просто подошел к догорающему костру и принялся ногами разбрасывать головешки.

Впрочем, это уже не могло облегчить муки сержанта, убежавшего несколько часов назад. Да и узнавался он только по сапогам, стойко перенесшим действие огня, и по валявшейся неподалеку фуражке с красным околышем.

— Вот тебе и необитаемые места, — сказал лейтенант, прикрывая рот ладонью.

— Кто же его так, а?

Обугленное тело сержанта было привязано к одинокому корявому дереву цепями, следовательно, сделать это могли только люди, достигшие определенного уровня цивилизации. А то, что среди золы обнаружился покрытый окалиной пистолет, указывало, что уровень этот не так уж высок.

Смыков поднял фуражку, тут же развалившуюся на две половины, скрепленные между собой только козырьком. Вся она была пропитана кровью и оттого непривычно тяжела.

— Значит, не мучился, — констатировал Смыков. — Мертвого жгли… А рубанули, похоже, топором… Сзади…

— Не-е, — возразил лейтенант, все еще старавшийся держаться на дистанции.

— От топора след короче должен быть… А тут через всю тулью… Скорее всего — сабля… Похоронить бы его надо.

— Как мы его, братец вы мой, похороним? Земля как камень, а у нас даже ножа нет. Пусть повисит, пока мы за подмогой сходим. Надо оформить по сотой статье — убийство с особой жестокостью. Прокурор, думаю, поддержит.

— Юморист ты, Смыков, — скривился лейтенант. — Медведь здесь прокурор. Слыхал такую прибаутку? Ноги надо уносить, пока не поздно.