Миры под лезвием секиры

— Впрочем, отсутствие гумуса еще можно объяснить, это совсем не обязательный компонент почвы, — заторопился Лева; — Но я не обнаружил даже признака вторичных минералов, образующихся за счет разложения магматических пород…

— А зачем они вам? — с детской непосредственностью поинтересовалась Лилечка.

— Мне они, собственно говоря, ни к чему… — смешался Лева. — Я, конечно, в геологии профан, но типы почв определять умею. Здесь же что-то совершенно непонятное… Нет гумуса, нет вторичных минералов… Более того, почти нет следов и первичных минералов, хотя бы обыкновенного песка…

— А что есть?

— Не знаю… — Лева опять ковырнул ножом в грязи. — Глей какой-то… Или пропитанный водой вулканический пепел. Просто я хочу сказать, что эта почва выглядит совсем-совсем молодой. Находящиеся под ней граниты и базальты еще не начали разрушаться. Сейчас у нас под ногами, так сказать, древнейшая оболочка Земли. Такой она была миллиарды лет назад.

— Что вы говорите! А это не опасно? Мы не провалимся?

— Думаю, нет… Впрочем, это не главное… Мы попали в мир, который до того развивался в весьма экзотических условиях, без доступа кислорода, под ливнем жесткого космического излучения… Понимаете, для нас все это, — он сделал руками жест, словно хотел заключить все окрестности болота в свои объятия, — как кусочек Марса. Я даже не представляю себе, каких сюрпризов можно ожидать в таком месте…

— Ой, Лева, не пугайте меня! — Лилечка прижала ладони к сердцу. — Вы мне про такие ужасы лучше не рассказывайте. Правильно ведь говорят: чем меньше знаешь, тем проще жить. Давайте лучше о чем-нибудь другом побеседуем… О чем вы обычно с девушками беседуете?

— С девушками? — замялся Лева. — Я, признаться, с девушками никогда близко знаком не был…

— Вы, наверное, все время книжки читали? — вздохнула Лилечка с сочувствием.

— Читал, — признался Лева с таким видом, словно речь шла о каком-то грехе.

— Так уж вышло… Мне тогда казалось, что читать интереснее, чем жить.

— А сейчас вам так уже не кажется?

— Как бы это лучше сказать… — он задумался. — Книги, конечно, не могут заменить жизнь, но я не жалею, что потратил на них столько времени.

— И вы все-все знаете?

— Куда там! — махнул рукой Цыпф. — Нахватался вершков. Я же самоучка. Что попадалось, то и читал. Беллетристику, учебники, справочники, словари…

— И все поняли? — ужаснулась Лилечка.

— Почти.

— А вот меня бабушка пробовала в детстве алгебре учить, так я ни бум-бум,

— она постучала себя кулачком по лбу.

— Алгебра нам еще не скоро понадобится, Я бы сейчас лучше «Наставление по стрелковому делу» почитал.

— А я бы что-нибудь про любовь, — мечтательно произнесла Лилечка.

— Когда домой вернемся, я вам что-нибудь достану. «Ромео и Джульетту» читали?

— Это как она под поезд бросилась?

— Нет, она закололась кинжалом.

— Вот этого, ради бога, не надо! У любви должен быть счастливый конец.

— Счастливым бывает только начало. А конец всегда печальный. Ведь это конец… Разлука, смерть…

— Печального мне и в жизни хватает, — решительно возразила Лилечка. — Буду я еще над книжкой страдать!

— Тогда даже не знаю, что вам посоветовать… «Золушку» разве что.

— «Золушку» я читала. Это сказка. А я хочу, чтобы счастье не только в сказках было.

Наступило неловкое молчание. Лилечка томно смотрела в пустынную даль. Цыпф сопел, продолжая бесцельно тыкать ножом в грязь. Он заговорил первым, словно пересилив себя:

— Если бы вы позволили… — Зубы его явственно клацнули, — я бы попытался сделать вас счастливой… Хотя не уверен, получится ли у меня… Но хочу признаться, что вы мне давно нравитесь…

Лилечкин взгляд из неведомых просторов переместился на Цыпфа. Казалось, она только сейчас заметила своего собеседника.

— Вы верите только в счастливое начало, — прошептала она. — А я так не могу… И не хочу… Это вроде как человеку дать одну-единственную конфетку… А мне нужен целый килограмм. Я хочу наесться досыта. Чтоб на всю жизнь хватило. До самого конца. Понимаете? Любовь до гроба.

— Я постараюсь… Обещаю вам, — обычное Левкино красноречие как рукой сняло. — Если вы, конечно, позволите… Может, у нас и получится…

В это время с той стороны, где осталась ватага, донесся Веркин голос:

— Лева! Лилечка! Ау! Хватит любезничать! Пора в путь-дорогу.

— Пойдемте, — сказала она, опустив глаза. — Нас зовут.

— Мы еще поговорим на эту тему, хорошо? — спросил Лева как будто даже с облегчением.

— Хорошо… — Лилечка повернулась, чтобы идти на зов, и едва не поскользнулась в грязи.

Следующий переход дался всем с заметным трудом. Верка жаловалась на ломоту в пояснице. Смыков хромал, неутомимого прежде Толгая вдруг одолела одышка, у Лилечки и Цыпфа симптомы оказались сходными — слабость и головокружение.

Один Зяблик держался молодцом. Забрав у притомившейся Верки поклажу, он проворно ковылял теперь уже впереди всех.