Миры под лезвием секиры

Вблизи молодуха оказалась чудо как хороша: круп ее по ширине равнялся шести хорошим кулакам, зато офицерский ремень был затянут на талии едва ли не в два нахлеста. Грудь распирала застиранную камуфляжную гимнастерку, но только в верхней ее трети. Лицо суровой богини-воительницы не портили даже мазок сажи на виске и следы борща на подбородке. Чувствовалось, что она может все: вспахать ручным плугом гектар поля, без пачек и пуантов станцевать любое па-де-де, вышить гладью гобелен размером три на четыре метра, дать (и не без собственного удовольствия) целой роте. С таких женщин когда-то ваяли кариатид и валькирий. В разное время и разными художественными средствами их воспевали художник Микеланджело и поэт Некрасов.

— У нее обрез под полой, — тихо сообщил Зяблик.

— Вижу, — ответил Смыков, пряча пистолет между коленок. — Если что, я ей в лоб…

— В лоб не надо. Лучше в плечо. Нравятся мне такие бабы.

— Что надо? — неласково спросила молодуха, остановившись у бетонного торчка.

— Тебя, ласточка… — начал было Зяблик, но Смыков перебил:

— Вроде бы вы нынче в сторожевую службу назначены?

— Я в святцы не заглядывала, — молодуха стерла следы борща с подбородка и облизала палец. — Может, и мы.

— Город надо от всякого сброда почистить. Людей дайте. Дружинников.

— Людей тебе? — в голосе молодухи звучало законное презрение трудового человека ко всяким там забубенным тунеядцам. — А сами вы что, малахольные?

— Город большой. Одного поймаем, а дюжина разбежится. К вам же потом и придут.

— Как придут, так и уйдут, — молодуха кивнула головой в сторону виселицы.

— И скольких же вы гостей пеньковым хлебом и свинцовой солью встретили? — поинтересовался Зяблик.

— Вы первые будете. Другим и показа хватает. Только глянут и сразу назад поворачивают.

— Суд Линча, стало быть.

— Почему Линча? Ивана… Ее Иван Сошников ставил.

— Значит, вы никого к себе не принимаете? — спросила Верка.

— Принимаем… Детей малых принимаем. Даже арапчат. Мужиков пара пригодилась бы. Работящих И на передок крепких. Но среди вас, я гляжу, таких нет. Басурмана вашего могли бы принять, если бы с конем в придачу… Ты докторка?

— Да.

— Оно и видно. От йода пожелтела вся. Докторку бы мы без разговоров взяли.

— Хватит горбатого лепить! — не выдержал нетерпеливый Зяблик. — Гони сюда своих дружинников, да только с оружием.

— Прикуси язык, мурло небритое, — спокойно ответила молодуха. — Если бы нас самих шушера городская не донимала, не видать бы вам помощи. Самая страда, все в поле. Но, как видно, судьба нам сегодня другое ворожила.

— А ты баба скипидарная, — с уважением заметил Зяблик. — Как хоть звать-величать?

— Виолетта я, — молодуха потупилась.

— Не-е, на Виолетту ты не похожа. Я тебя буду Домной звать.

— Зови как хочешь, а я все равно не отзовусь… Ожидайте здесь, пока мы не соберемся. С места не двигайтесь, а еще лучше — машину свою назад откатите. Тут прямо перед вами ловчая яма замаскирована. Еще немного — и кувыркнулись бы. Доставай вас потом…

С собой Виолетта привела шесть человек — двух матерых мужиков, трех парней призывного возраста и младшую сестру Изабеллу, хоть и худую, но бедовую. Кроме топоров и самодельных пик, на вооружении дружинников состояли два ружейных обреза и автомат Калашникова.

Изабелла залезла в драндулет на колени к Смыкову, остальные разместились в телеге на резиновом ходу, запряженной парой мышастых степных коньков. Ехать решили дорогой хоть и дальней, но скрытной — через Мезеновский лес, плотину и пригород Шпильки.

В пути Изабелла вдоволь накурилась дармовым самосадом (дома сестра не позволяла) и поведала о житье-бытье общины.

— Картошки, маниоки и ячменя хватит до следующего урожая, а может, еще и на обмен останется. Завели свиней, кур и страусов. У арапов за металлолом выменяли бегемота и насолили аж тринадцать бочек мяса. Сама недавно ездила на толчок в Кастилию. Наторговала там хорошо, очень у них посуда наша идет и швейные иголки. Правда, меня там два раза изнасиловали. Хотя это, может, и к лучшему — авось забеременею. А то в общине за целый год только трое ребят родилось. Хотя мужики баб вроде исправно обслуживают. Почему бы это, докторша?

— Когда-то в больших городах устраивались зоопарки, — сказала Верка. — Держали в них напоказ всяких диких зверей. И если у какой-нибудь львицы или слонихи рождался детеныш, это считалось событием. Не хотели дикие звери в неволе размножаться. Вот и мы сейчас вроде как в клетке, — она ткнула пальцем в нависший над головой низкий, давящий свод, похожий на земное небо примерно так же, как стоячая загнивающая вода лимана на живое бурное море. — Ты, девочка, солнышко хоть раз видела?

— Не помню, — беззаботно ответила Изабелла. — Сойдет, в крайнем случае и без солнышка. Только скучно у нас. Жить можно, но скучно. А сбежишь — ноги с голодухи протянешь или в беду какую угодишь.

— Ничего, — мрачно заверил ее Зяблик. — Скоро повеселимся.