В конце концов ватаге повезло – забубенный бродяга неопределенной национальности, уже не раз водивший караваны из Кастилии в Хохму за бегемотовым мясом, стоившим там раз в пять дешевле, чем в Лимпопо, нарисовал им довольно сносную схему пути с указанием всех ориентиров.
С тех пор, как они отправились на поиски Эдема, пошли уже вторые сутки, и Зяблику вновь стало худо. Сначала он еще крепился, скрипел зубами и мелкими глотками тянул вино, но потом впал в такой буйный бред, что его пришлось вязать полотенцами. Лилечка тихо плакала, а Верка, израсходовавшая почти все медикаменты, кусала побелевшие губы.
Драндулет мчал, почти не сбавляя скорости, а короткие остановки делались лишь для того, чтобы запастись дровами. Миновав последний ориентир, носивший название «Каменная ступа», Толгай сбился с пути среди голых, совершенно одинаковых на вид увалов, и Хохма открылась перед ними несколько позже, чем ожидалось.
Чем– то она напоминала Гиблую Дыру -необъятная, затопленная водой низина, пристыкованная к крутому берегу другого, совсем иначе скроенного мира, – но на этом сходство и кончалось.
Здесь не бушевала необузданная стихия, не кипели гейзеры, потоки не меняли свое русло, твердь каждодневно не оборачивалась хлябью, а свирепые доисторические крокодилы не сшибались в смертельных схватках с не менее свирепыми морскими гиенами.
Это был болотный рай – тихий, пышноцветный, обильный всякой безвредной живностью, почти безопасный, хотя и непроходимый. Огромные мелководные плесы так густо заросли лотосом, кубышкой, ряской, камышом и осокой, что сквозь эти своеобразные джунгли не мог пробиться и самый узкий челнок. Даже не верилось, что совсем еще недавно здесь громоздились ледяные торосы, от полыньи к полынье бродили белые медведи, а в небе полыхало северное сияние.
Единственными транспортными магистралями в Хохме были тропы, сначала проеденные, а затем протоптанные бегемотами в озерных и болотных зарослях. Они соединяли между собой немногочисленные песчаные острова и косы, на которых располагались стойбища плосколицых, узкоглазых аборигенов, по воле невероятного случая сменивших полярную тундру на теплое болото, чумы – на тростниковые шалаши, оленей – на бегемотов, а нарты – на вместительные плоскодонки. Только с кухлянками своими они так и не расстались, хотя шили их нынче не из пыжиков и неблюев, а из меха выдр и ондатр.
На берегу раскинулся не очень многолюдный рынок, торговавший всем, что можно получить от бегемота: мясом соленым, вяленым и копченым, шкурами сырыми и дублеными, полуметровыми клыками, не менее ценными, чем слоновая кость, сухожилиями, ливером и даже копытами.
В мутном заливчике фыркали, дремали и харчились заранее припасенной травой (в столь бойком месте собственная водная растительность просто не успевала отрасти) распряженные бегемоты, сверху похожие на черные, глянцево поблескивающие швартовочные бочки.
Толгай долго смотрел на них с обрыва, качал головой и бормотал:
– Котокчыч… Чудовища…
Наскоро перекусив жаренным на углях, смехотворно дешевым мясом. Смыков и Цыпф под видом крупных оптовиков отправились на разведку. Публика тут околачивалась разноплеменная, но все в большей или меньшей степени владели пиджиком – жизнь торговая научила, и вскоре выяснилось, что миссия Отчины находится довольно далеко отсюда, на острове под названием Илиркей, но ее глава, которого местные кличут Колей Мутные Глаза, сейчас в глухом запое что добраться туда при желании можно без проблем – любой местный отвезет за осколок бутылочного стекла или пару железных гвоздей; что до дальних границ Хохмы никто вроде не добирался и неизвестно, что там за ними находится, но скорее всего та же самая Нейтральная зона, огибающая Гиблую Дыру и Трехградье; что людей с рогами здесь никто не видел, хотя слухи об этих душегубах ходят, и слухи самые жуткие; что ни о каких чудесных снадобьях в этих краях ничего не ведомо, местные лечатся исключительно нутряным салом бегемотов, заговорами и кровопусканиями; и что совсем недавно в Хохме имело место странное, никогда раньше не виданное природное явление – из одного бочага выползло нечто несусветное, не то шестипалая каменная лапа, не то каменный цветок вроде лотоса, только весь серый и размером с доброе дерево, и торчало такое чудо посреди болота несколько дней кряду, медленно сжимая и разжимая свои пальцы-лепестки, отчего воздух вокруг светился, вода покрывалась мелкой рябью, а все бегемоты в округе просто обезумели, потом эта громадина рассыпалась в прах, но воздух в том месте до сих пор продолжает светиться, растительность сплошь завяла, как после заморозков, да и вода уже будто бы не вода, а какой-то мерзкий студень.
С чумазым, тучным туземцем, уже окончившим торговлю и собиравшимся в обратный путь, договорились быстро – приметив на курточке Смыкова армейские пуговицы со звездами, он просто осатанел от вожделения. Драндулет поручили попечению случайно встреченного земляка, державшего здесь коптильню и хорошо представлявшего, с кем он имеет дело.