Миры Харлана Эллисона. Т. 1. Миры страха

Первые впечатления, верные или нет, подсказывают нам, в кого влюбляться.

Первые впечатления, истинные или ложные, дают нам работу или вышвыривают на улицу, едва мы заходим в кабинет.

Первые впечатления, искаженные и безмерно субъективные, делают жизнь проще — или сложнее.

Очень важно сразу произвести хорошее впечатление. Поэтому-то большинство людей при первом знакомстве «делают хорошую мину». Эта форма вранья, кажется, получила всеобщее распространение.

Мой редактор, благородный (и мудрый) Алексей Захаренков, который убедил благородное (и мудрое) издательство «Полярис» издать это довольно представительное собрание моих работ, чтобы познакомить с ними российского читателя, попросил меня — после бурного спора о моих гонорарах — написать это очаровательное предисловие специально для тех читателей, которые знакомятся со мной впервые. Я согласился, хотя считаю это занятие смертельно опасным и, может быть, даже обманчивым.

Естественно, как все нечестивцы, смутьяны и чудаки, я предпочитаю, чтобы за меня говорили мои рассказы. Но когда ты впервые приходишь к кому-то в гости (в данном случае в Россию), на тебя все поглядывают холодно и презрительно, проверяя, вытрешь ли ты башмаки, прежде чем ступать на ковер. Проверяют, питаешься ли ты как человек, а не как зверь лесной, и не ешь ли картофельное пюре руками. От тебя ждут расистских реплик, непристойных жестов и предательского моветона. Так что Алексей хотел, чтобы я вел себя прилично, состроил хорошую мину и очаровал всех милых, добрых читателей, которые нетерпеливо вцепятся в этот сборник мытыми руками.

Но на мне лежит проклятие: я с огромным трудом могу вести себя пристойно и цивилизованно. Я отношусь к тем парням, которых (говорю это безо всякой гордости) в гости больше одного раза не приглашают. Если в мою пользу и можно сказать что-то, то лишь одно:

Писатели выдумывают мир заново по собственным чертежам. Каждый раз, когда литератор садится за стол и создает очередной опус, он превращается в профессионального лжеца. То, что мы рассказываем вам — не правда и не реальность, а лишь видимость реальности (если она описана особенно удачно), это не истина, это лишь правдоподобие, иллюзия истины. И это хорошо. Вы достаточно умны, чтобы понимать разницу между литературой: рассказом, притчей, мифом, шуткой и каплей выдумки… и реальным миром. Так что в моих писаниях мне позволено быть профессиональным лжецом, при условии, что я отображаю Реальный мир по возможности правдоподобно. Но в Реальном мире (и это говорит в мою пользу) я несу крест неспособности к вранью. То есть у меня не меньше ошибочных и ложных предубеждений, чем у любого из вас; я уверен, что память — которую поэт Олин Миллер назвал «сладкоречивейшим и самым убедительным» из лжецов — часто подводит меня; что мои собственные человеческие слабости и потребности заставляют говорить полуправду, которая ничем не лучше лжи; но в общем и целом я всегда говорю правду.

Не то чтобы я не умел лгать. В этом я дока! Стоя на кафедре, я убеждал тысячи человек в том, что я мудрец — а для этого, уверяю, нужно быть лжецом-профессионалом. И, как я сказал, мои рассказы — это структуризованные фантазии, которые технически можно назвать враньем. Должно быть, у меня получается неплохо, иначе вы не держали бы в руках здоровую пачку этих придумок на русском языке.

Но в быту, в обыденной жизни, я всегда говорю правду. Это стоит всех неприятностей. Как сказал Нобелевский лауреат Исаак Башевис Зингер, «Когда я был мальчишкой, меня называли вруном; теперь я вырос, и меня зовут писателем». А неприятностей много, потому что люди говорят тебе, что хотят слышать правду, а когда правда им не по вкусу, они страшно обижаются и выкалывают тебе глаза горящими зубочистками.

Не думаю, чтобы благородный Алексей и его издательство хотели, чтобы я оставил по себе такое впечатление.

Но я не умею врать. Я смутьян. Я ем картофельное пюре вилкой только потому, что не люблю картофельное пюре, а на вилку много не наберешь — я не гнушаюсь есть руками. Достоевский не только не пригласил бы меня на обед — он снял бы колпак двоечника[1] с князя Мышкина и напялил на меня. Если вы поняли, о чем я…

Так что я попытался в этом предисловии произвести на вас самое лучшее впечатление и показать, что я вовсе не такой злодей, пусть и не любил свою бабушку (в конце концов, головки! лапки!). Конечно, я бы с радостью уронил на офис «Азбуки» дохлого бронтозавра, но черт возьми, а вы бы не взъелись, если бы банда заезжих жуликов украла то, над чем вы так долго и упорно трудились, лишь ради того, чтобы заработать на этом пару рублей и жиреть, пока вы и ваши дети голодают? (Ну хорошо, у меня нет детей, но вы поняли, что я чувствую?)

И я надеюсь, что вы сочтете мои искренние слова не только извинением, но и «здравствуйте-рад-с-вами-познакомиться».