Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Каждый день он получал от нее по длиннющему письму, и каждое из них было уничижительным. Выбрасывать их в мусорник, не читая, у него как-то не получалось: каждый раз он сгорал от любопытства — какие новые грехи она ему припишет и как обзовет. И все же после долгих раздумий он решился продать свой дом и переехать из Иллинойса в Нью-Джерси. Единственным, кто знал теперь его почтовый адрес, был его агент, и Ник попросил его, чтобы все письма от жены он возвращал обратно с пометкой «Не интересует».

Но он знал, что однажды она до него доберется.

Прошло три месяца, в течение которых он не получил от нее ни одного письма. Дела шли настолько хорошо, насколько можно ожидать от нашего мира, в котором всем, в сущности, плевать, как они у тебя идут. Он нашел молоденькую поклонницу Мумах Смит, которая с жаром оставалась разделять с ним те ночи, когда он получал хорошие рецензии, восторженные письма и благожелательные отзывы критиков.

И вот однажды утром, когда он пил кофе, перед тем как усесться за машинку, зазвонил телефон. Звонила новая секретарша его агента, с которой он еще не был знаком. Ее хозяин сейчас в Европе (небось, в поте лица добывает свои десять процентов, подумал Ник), но у него есть хорошие новости: «Шарпер и Рэйк» — очень серьезное издательство, выпускающее книга в твердых обложках, только что купило заявку на его следующий роман «Санитарно ярко освещенная планета». И они собираются выписать ему огромный аванс. Более того, «Шарпер и Рэйк» полностью берут на себя рекламную кампанию.

Первое пришедшее в тот день письмо было от члена комитета по присуждению ежегодной премии «Пульсар»^[64], учрежденной ПФТ (Писатели-Фантасты Терры). Ник принадлежал к этому обществу, но до сих пор его членство выражалось в том, что он отчислял в его поддержку определенный процент своих доходов. И однако (смотрите-ка! ) один из его романов, «Горячие ночки на Венере», был выставлен на соискание, и... И! — его монстр почувствовал себя, словно он — «Квин Мэри»^[65], на всех парах — только ветер свистит — стремящаяся в родную гавань! — он получил «Пульсар»!

«Нет никаких препятствий для того, чтобы Вы могли об этом рассказывать кому бы то ни было, — писал член комитета. — Приз будет вручен в течение двух месяцев с данного момента. Мы своевременно Вас известим, чтобы быть уверенными в Вашем присутствии на торжественном банкете ПФТ в Нью-Йорке».

Ник стал читать второе письмо. Оно было от Лекса Фиддлера — самого крупного в стране литературного критика. Фиддлер информировал, что он выдвинул роман Ника «Прощай, окружность»^[66] на соискание самой почетной награды в Штатах — премии Майкла Оберста по литературе, учрежденной пятьдесят лет назад пивоваром из Сент-Луиса. Если Ник ее удостоится, то получит 50 000 долларов, станет знаменитостью, а его книга станет бестселлером. Но даже если он и не получит ее, контракт с Голливудом, можно считать, уже подписан.

Ник вскрыл третье письмо.

И, вопя от счастья, закрутился вокруг оси, сшибая концом своего колосса вазочки и пепельницы со столов и секретеров. Свой бешеный танец он прекратил, лишь когда у него окончательно закружилась голова. Оперевшись на стол и уставившись на свой все увеличивающийся конец, он взвыл:

— Мне срочно нужна Мумах! Только... Надеюсь, она не сомлеет, когда увидит ЭТО!

Но сомлел Ник, а не Мумах. При последней мощной попытке удовлетворить его «эго» кровь отхлынула от мозга, а сердце замерло. Вся кровь устремилась в ныне самую выдающуюся часть его тела, которая налилась так, словно Кинг-Конг сжимал ее своей лапой обезьяньего Гаргантюа.

Если бы Ник был еще способен соображать, возможно, он испугался бы, и это остановило бы процесс, заставив часть тела бробдингнежских размеров осесть, как непропеченную пиццу. Но мозг его был обескровлен, и поэтому, не сумев принять никаких мер предосторожности, он стал валиться ничком. Лишь на секунду его падение замедлилось, встретив препятствие в виде его гигантского члена, уже упиравшегося в ковер; а затем, словно прыгун с шестом, он со всего размаху ахнулся побледневшим, осунувшимся лицом об пол.

Он лежал на боку, а его член, подстегиваемый подсознанием, все рос и рос, словно питон, выползающий из норы. Он раздувался, как воздушный шар, достигший более разреженных слоев атмосферы. Но и у воздушных шаров есть предел прочности — в какой-то критический момент, когда давление внутри становится выше, чем снаружи, оболочка с треском разрывается, и газ устремляется наружу.

Почтальонша как раз собиралась садиться в свой джип, когда услышала грохот. Она резко обернулась и закричала при виде летящих в нее стекол и дыма, валящего из разбитых окон.

Полиции было несложно определить эпицентр взрыва. Но, увидев, что послужило его причиной, они только обалдело покрутили головами и вынесли решение, что это — загадка природы.