Миры Филипа Фармера. Т. 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев

Мне вновь подумалось, что, может быть, соглашаясь принять дар Девяти, а значит, и их условия, я совершил ошибку, которая могла иметь для меня неприятные последствия. Я должен был признать, что Девять никогда не требовали, чтобы я выполнил для них какое-то задание, которое можно было бы интерпретировать как проявление Зла, в том смысле, в котором я его себе представлял. Но нельзя было исключить, что однажды они все-таки сделают это, так как условия нашего договора давали им право требовать от меня все, что они сочтут нужным для себя.

Я подумал о знаменитом прецеденте, истории доктора Фа, — уста и Мефистофеля. Но Фауст заключил сделку на короткий срок, и именно на этом он и прогорел. В то время как мы, если только немного повезет, проживем минимум до тридцати тысяч лет, а после нашей смерти все закончится. Некоторые из нас кончат тем, что войдут в состав Девяти, так как те тоже были смертны. Последний из них умер около двух тысяч лет назад, и на его место был выбран один из служителей. Свободное место среди Девяти могло оказаться и через двадцать веков, и завтра, и это было неизбежно.

Когда тебе предлагают остаться молодым в течение многих тысячелетий, отказаться от соблазна практически невозможно. Я понимаю, что какой-нибудь больной, страдающий тяжким хроническим недугом, умственно отсталый человек, неврастеник или старик с постоянными кризами подагры, вряд ли согласятся на такой дар. Но я не могу себе представить, чтобы человек, живущий полнокровной жизнью и любящий жизнь, отказался от подобной удачи.

Зачем было Девяти делиться с нами секретом длительной юности? Думаю, потому, что, однажды испробовав его, человек уже не мог отказаться от соблазнительной мысли, и эликсир таким образом становился для него притягательнее героина, желаннее золота или драгоценностей. А для Девяти — орудием управления сонмом своих «посвященных». Кроме того, подчиняясь древним традициям, Девять были обязаны обеспечить практически вечное существование их братства, наверняка самого древнего из всех братств.

Интерфон звякнул девять раз, и голос Глашатая стал называть наши имена. Я был назван пятым, а Калибан — восьмым по списку. Это лишний раз подтвердило мне, что происходит нечто необычное. За сорок восемь лет, в течение которых я участвую в подобных церемониях, никогда еще не случалось, чтобы в пещеру Совета вызывалось более одного паломника сразу.

Глава 25

Вход в пещеру вел через треугольное отверстие, прорубленное в скале, достаточное для прохода в одну сторону лишь одного человека. Оно было таким узким, что я всегда с трудом протискивался через него.

Ярко освещен был лишь самый центр пещеры. Свет, постепенно рассеиваясь, таял в непроглядной темноте, окутывающей все остальное пространство огромной каверны. Дно ее напоминало воронку, в самом центре которой находилось озерцо с мутной водой серо-зеленого цвета. Из центра озёра на высоту в три с небольшим, метра поднималось сооружение, напоминающее усеченный конус. Каркас его был сделан из огромных, грубо обработанных дубовых брусьев, между которыми были навалены гранитные глыбы. На плоской вершине этой своеобразной трибуны возвышался дубовый стол, сделанный в форме кольца. Внутри кольца стояло девять кресел из дуба и ясеня, высокие спинки которых были украшены красиво вырезанным скульптурным орнаментом. Девять появлялись через люк, расположенный в самом центре трибуны.

Над самым озером с потолка пещеры вниз спускались девять гигантских, удивительно прозрачных сталактитов. Свет, идущий из центра пещеры, освещал лишь самую нижнюю их часть, отражаясь и преломляясь в их прозрачной глубине, создавая впечатление висящих в пустоте девяти хрустальных сияющих люстр. Освещение шло от девяти огромных каменных чаш, с пылающей внутри смолой, стоящих на вершинах передвижных каменных, же столбов, расположенных по периметру верхней площадки трибуны.

Все остальные члены братства во время церемонии должны были стоять на пологих гранитных склонах дна пещеры. Мы не имели права садиться, да было и некуда, так как во всей пещере больше не стояло ни единого стула или кресла. В помещении царила мертвая тишина, изредка прерываемая приглушенным покашливанием кого-нибудь, причиной которого была скорее нервозность, чем болезнь, ибо пьющие эликсир вскоре забывали, что это такое. Во время церемонии нам также запрещалось говорить, кроме тех случаев, когда нужно было отвечать на вопрос, заданный кем-то из Девяти.

Наконец, после долгого томительного ожидания, на вершине трибуны появился Глашатай. Он встал сбоку от стола и протянул к нам руку с жезлом, украшенным косым крестом и рогами ханнунваакуна.

Как бы подчиняясь его сигналу, из люка в центре площадки стали медленно и торжественно, один за другим, появляться Высшие, Девять. Они шли в порядке занимаемого ими места в иерархии, самые младшие впереди. Последней из люка показалась древняя Аи-не-на.