Миры душ. Поступь идола

– Почему? – хрипло усмехнулся Девятый. – А кто должен был помешать? Считаешь, среди всех мастеров-людей найдется хотя бы один, который сможет бросить вызов Кресу? Будь мы в подчинении у какого-нибудь демона, Крес бы к нам не сунулся. А то сам бы по шапке получил. Ну а так… приходится только терпеть.

– Но… ведь столько убитых! Какой прок школе от того, что Крес устроил резню? Кто будет работать?

– Школа Алчности переживет потерю одной мастерской. И даже не одной. Потеряй она целый десяток – никто не заметит. Зато Крес с помощью украденных ресурсов создаст сильного идола. Такого, что, возможно, одолеет исполина другой школы. А большего и не надо. Ведь законы Алчности просты: либо ты отбираешь кусок у другого, либо кусок отберут у тебя. Крес делает все правильно. А мы – проигравшие, можем лишь скулить и пенять на несправедливую судьбу.

По глазам Девятого было видно, что он пережил не один такой погром. И эти происшествия сильно изменили его. Если когда-то он и считал это все неправильным, то теперь просто принял правила игры и старался уберечь свою шкуру. В чем, надо отметить, преуспел.

– Ты, кстати, везунчик, – внезапно сказал Девятый. – Похоже, в вашу каморку пробрались как раз перед тем, как молодчикам Креса велели сваливать. В этот раз они закончили довольно быстро. Видимо, наш мастер успел добежать до демона и договориться с ним. Вот только что он отдал на этот раз? Крес самый отъявленный скупец из всех, о ком мне доводилось слышать. Наша мастерская и без того по уши у него в долгах. Например, собираемый сейчас идол нам не принадлежит. Он отойдет Кресу. В уплату долга.

– Да какой еще долг! – захлебнулся от возмущения Яков. – Он сам ограбил нас, так вдобавок еще и долг выписал!

– Таковы правила, приятель. Ничего не попишешь, – вздохнул Девятый.

Считая разговор оконченным, новый приятель Якова приступил к осмотру других комнат. Сперва было непонятно, какие именно цели он преследует, но вскоре стало ясно: Девятого интересует нажива.

– О да, я был прав, – обрадовался он, вытряхивая из карманов мертвеца какую-то побрякушку. – По непонятной причине это место люди Креса оставили напоследок. Столько нетронутого добра! Хоть пир устраивай!

Девятый явно пребывал в хорошем настроении. Его не смущали горы трупов вокруг. Эти закатившиеся глаза, тошнотворный запах… Он радостно копошился среди мертвецов, ощупывая каждую складку их тел, надеясь обобрать своих бывших коллег по цеху до последней нитки.

– Слушай, я, конечно, понимаю, что иду сейчас против своих принципов, но не могу не спросить: какого дьявола ты стоишь тут столбом? – удивленно спросил подмастерье. – Хочешь, чтобы вся добыча досталась мне? Налетай, пока добро не порасхватали. Ты в школе Алчности или где?

Но Яков не пошевелился. Он чувствовал, как хрупкие стенки разума опять начинают дрожать. Еще секунда, и безумие целиком поглотит его. Именно так оно забирает людей. Сначала бросает тебя в ад, а потом заставляет считать его правила нормой, естественным положением вещей. Глядя на Девятого, Яков видел того, кем станет сам, если ничего не изменить.

Развернувшись, он побежал прочь и вслед услышал ехидный смешок:

– Какой нынче молодняк нежный стал. Ну ничего, как голод замучает, мозги на место встанут. А если нет, то хоть барахло твое подберу потом.

Слова Девятого перешли в заливистый смех, но Яков не слушал. Он бежал без оглядки, и ноги сами каким-то образом привели его к месту, где подмастерье обычно работал. Сперва Яков не понял, что изменилось. Лишь через несколько секунд его разум обожгла мысль: «Глыба пропала!» Проклятая глыба, которую он ковырял сутками, куда-то исчезла. Все плоды его труда канули в небытие, отчего подмастерье ощутил такую боль, словно его полоснули ножом по сердцу. Он ненавидел свою работу, ненавидел кусок демонита, который пожрал недели его жизни. Но когда глыба – одно из немногого, чем ты хоть отчасти, но владеешь, утрата ощущается особенно остро, как если бы украли часть тебя.

Яков закричал и пнул наковальню. Он не смог сдержать слез. Зарыдав, подмастерье обхватил наковальню руками и провел так несколько минут, лишь изредка подергиваясь от всхлипов. Успокоиться вышло не сразу. Только чуть придя в себя, Яков внезапно вспомнил, что кое-что ему таки удалось сохранить. Молот созидания по-прежнему оставался при нем. Странно. Ведь подмастерье прошел буквально сквозь бойню и жестокую резню, едва не погиб, но не расстался с инструментом, к которому никогда не питал особо теплых чувств.

Повертев молоточек в руках, Яков стукнул им по наковальне, и по всей мастерской разнесся гулкий звон. Это было забавно, ведь в иной ситуации никто бы никогда не услышал этот звук. Обычно в мастерской таких ударов звучало по несколько в секунду, не говоря уже про шум от других агрегатов, из-за которого можно было оглохнуть. Но сейчас только звук молоточка Якова развеивал гнетущую тишину.

На шум подтянулись другие выжившие рабочие. Их оказалось меньше десятка. Вскоре подтянулся и Девятый.