Миры Альфреда Бестера. Том 3

Почему женщины всегда позволяли мужчинам распоряжаться собой и формировать из себя дам? Да потому, что нам мужчины необходимы не меньше, чем мы необходимы им. Однако, если нас вынудили принимать мужчин такими, как они есть, то они боятся нас таких, как мы есть на самом деле; так наша нужда в них становится для нас западней, навязывает нам роль безопасных игрушек из резной кости — безопасных для мужчин, я хочу сказать. Но несмотря ни на что, мы таим в себе угрозу.

Ну так вот — с этой дамской компанией стали твориться странные вещи. Первобытная угроза, глубоко спрятанная и позабытая внутри каждой из них, умножилась и породила единое целое — страшно опасное псевдосущество, олицетворенную в любом облике первобытную похоть, удесятеренного и еще раз удесятеренного зверя-самца, Голема¹⁰⁰. Я не стану описывать те ужасы, что принесло Гили появление Голема¹⁰⁰. Все это теперь в прошлом. Зверь пропал в другом мироздании.

Это никогда не должно больше случиться. Это больше не случится ни со мной, ни с моими девочками. Желайте мужчин. Принимайте мужчин. Используйте мужчин. Да, да и да! Но никогда не позволяйте мужчине использовать вас. Они возжелают женщин? Очень хорошо! Но больше никогда не поддавайтесь их мастерству по обработке бивня в безопасную резную кость. Потому я и сказала: любите мужчин, да, но не более того.

Любите их, наслаждайтесь ими, берите от них то, что они могут дать, но никогда не испытывайте в них потребность. К чему? У нас есть мы сами. Уже не дамы — мы женщины. Мы — дом; они — всего лишь жильцы. Они будут приходить и уходить, но мы остаемся. Следующий раз наши Двадцать будут здесь же, в этой Сауне, в тот же день через неделю. Я договорюсь. А пока оставайтесь здесь и наслаждайтесь свободой. Пи-девка, за мной. Надо разобраться с одним химиком-шовинистом, который злоупотребил моей привычкой быть дамой.

* * *

(Выход из Бань со стороны Сохо. Гретхен и Пи выходят в Гиль. Они начисто распарены и отмыты, им сделан массаж. На них свежие комбинезоны. Обе они без косметики, но Гретхен осыпала радужными блестками свою пышную прическу «афро». Пи заплела белесые волосы в две косички и перевязала их белыми шелковыми бантами. Они замирают на минуту под вывесками, которые по стенам домов и на тротуаре переливаются, уговаривают и призывают прохожих.)

ВЫВЕСКИ

ЖИВИ! ЖИВИ! ЖИВИ! ЖИВИ! ЖИВИ! ЖИВИ!

ЛЮБИ! ЛЮБИ! ЛЮБИ! ЛЮБИ! ЛЮБИ! ЛЮБИ! ЕШЬ! ЕШЬ! ЕШЬ! ЕШЬ! ЕШЬ! ЕШЬ!

ТРОТУАР

— Не захочешь ли, крошка, чтобы тебя затрахали вусмерть? Иди за мной! Иди за мной! Иди за мной на место секступления!

(Двое пьяных, хихикая и пошатываясь, бредут вдоль бесконечного светящегося члена, указывающею им дорогу за угол.)

1-Й ПЬЯНЫЙ

(На жаргоне Гили, заплетающимся языком)

— Эй мужик хватать и тикать парень трах-перетрах мужик так вот эдак и вот так во все дырки так что ли?

2-Й ПЬЯНЫЙ

(Подражая аристократическому выговору)

— Ах друг мой не разберу что вы говорите.

ВЫВЕСКИ

МУЖЕСИСКИ….100

ГРЯЗНОСИСКИ….150

ДЕВКОСИСКИ….175

КИШКОСИСКИ….160

ПИСЬЕСИСКИ….75

ГРЕТХЕН

(Показывает)

— Нам сюда, Пи-девка.

ПИ

— Куда это, госпожа-хозяйка?

ГРЕТХЕН

— В западные верхние кварталы — к пентхаузу Блэза Шимы. Придется пройтись. Шевелись, девочка.

(Две женщины идут своим путем по улицам Гили. Когда они огибают набережную Гудзона, на растрескавшийся поребрик высачиваются грязевые чудища, порожденные радиоактивным загрязнением вод Нью-Йоркской гавани — подвижная плесневая слизь в поисках гнили для пропитания.)

ЧУДИЩА

— Сссс! Фффф! Сррр! Зззз!

(В Доме Секступления у мамаши Меркин на окне верхнего этажа стоят три шлюхи; у каждой в левой руке горит фаллическая свеча, а правыми они готовят себя к ночным увеселениям. Одеты и причесаны они в подражание нынешним знаменитостям.)

ПИ

— Ой, госпожа Нунн-хозяйка, поглядите! Это Грета Грабье?