Миры Айзека Азимова. Том А

— Вставай, соня, я уже устала тебя будить.

Судорожным движением Харлан попытался натянуть на себя простыню или одеяло, но их не оказалось. Затем он вспомнил все, что произошло, и жгучая краска стыда залила ему щеки. Что ему теперь делать?

Но тут новая мысль мгновенно отодвинула все эти переживания на второй план. Рывком он спустил ноги на пол.

— Разрази меня Время! Я проспал? Уже больше двух?

— Успокойся, еще и одиннадцати нет. Завтрак ждет тебя.

— Спасибо, — пробормотал он.

— Иди умываться. Я согрела тебе воду в бассейне и приготовила костюм на сегодня.

— Спасибо, — снова пробормотал он.

Он завтракал, не поднимая глаз. Нойс сидела напротив, опершись локтем на столик и положив подбородок на ладонь. Ее черные волосы были зачесаны на одну сторону, ресницы казались неестественно длинными. Она ничего не ела, только следила за каждым его движением.

— Куда ты идешь в два часа?

— На аэробол, — промямлил он, — мне удалось достать билет.

— Ах да, сегодня ведь финальный матч. Подумать только, что из-за этого скачка во Времени я пропустила целый сезон. Эндрю, милый, а кто выиграет сегодня?

Это «Эндрю, милый» окончательно привело его в замешательство; он почувствовал, как по всему его телу разливается непонятная слабость. Отрицательно качнув головой, он попытался придать своему лицу суровое, неприступное выражение, еще вчера ему это отлично удавалось.

— Но как ты можешь не знать? Ведь ты изучил весь наш период.

Ему следовало бы сохранить холодный тон, но у него не хватило духу.

— Столько событий происходит в разное время в разных местах. Разве я могу запомнить такую мелочь, как счет матча?

— У-у-у, противный! Конечно, помнишь — просто сказать не хочешь.

Вместо ответа Харлан подцепил золотой вилочкой маленький сочный плод и отправил его целиком в рот.

Немного помолчав, Нойс заговорила снова:

— А нас ты видел?

— Не расспрашивай меня, Н-нойс. — Ему стоило большого труда назвать ее по имени.

Голос ее звучал тихо и нежно:

— Разве ты не видел нас? Разве ты не знал с самого начала, что мы…

— Нет, нет, я не могу увидеть себя, — заикаясь, прервал ее Харлан, — ведь я не принадлежу к Реаль… Меня не было здесь до моего появления. Я не могу тебе этого объяснить.

От смущения и замешательства ему стало совсем не по себе. Какое бесстыдство — спокойно говорить о таких вещах! И он тоже хорош: чуть не попался в ловушку и не ляпнул слова «Реальность» — самого запретного из всех слов при разговорах с Времянами.

Она слегка подняла брови, от чего ее глаза стали совсем круглыми: в них засветилось лукавое изумление.

— Тебе что, стыдно?

— Нам не следовало бы так поступать.

— Почему? — С точки зрения 482-го Столетия ее вопрос был совершенно невинным. — Разве Вечным нельзя?

В ее голосе послышалась насмешливая издевка, словно она спрашивала, разрешают ли Вечным есть.

— Не называй меня Вечным, — остановил ее Харлан. — А если тебя это интересует: как правило — нет.

— Ну что ж, тогда ты не говори им. И я не скажу.

Встав, она плавным движением бедер оттолкнула с дороги стоявший между ними столик и присела к нему на колени.

Харлан на мгновенье оцепенел с протянутыми вперед руками, безуспешно пытаясь остановить ее. Нагнувшись, она поцеловала его в губы, и от этого поцелуя стыд и замешательство растаяли без следа.

Незаметно для себя Харлан занялся тем, чего профессиональная этика Наблюдателя не допускала ни в коем случае, — он стал задумываться над проблемами существующей Реальности и характером предстоящего Изменения.

Это Изменение не должно было коснуться ни распущенных нравов, ни искусственного выращивания плода, ни господства женщин во всех областях жизни. Все это было и в предшествующих Реальностях, и Совет Времен с неизменным благодушием взирал на подобные вещи. Финжи сказал, что Изменение будет малым, почти неуловимым.

Одно было ясно: Изменение коснется группы людей, находившихся под его Наблюдением. Оно затронет привилегированные классы: аристократию, богачей, «сливки общества». Больше всего его тревожило, что Изменение почти наверняка затронет Нойс.

С каждым пролетавшим днем его мысли становились все мрачнее, отравляя ему даже радость от встреч с Нойс.

— Что стряслось с тобой? — беспокойно спрашивала она. — Первые дни ты был совсем не таким, как в Веч… как в том месте. Тебя ничто не угнетало. А сейчас у тебя снова такой озабоченный вид. Это потому, что тебе надо возвращаться обратно?

— И поэтому тоже, — ответил Харлан.

— А тебе обязательно надо вернуться?

— Да.

— А что случится, если ты опоздаешь?

Харлан чуть было не улыбнулся.

— Им бы не понравилось мое опоздание, — сказал он и с тоской подумал о двух запасных днях, предусмотренных Инструкцией.

Нойс включила маленький музыкальный инструмент. Сложное математическое устройство выбирало из случайных комбинаций звуков приятные сочетания, ласкавшие слух. Импровизированные мелодии повторялись не чаще, чем узоры снежинок, и были не менее изысканными и прекрасными.