Мунн Ли Компор плохо понимал, как следует себя вести. Образ всемогущих Ораторов, который он сам создал, с которыми он время от времени выходил на связь, — таков ли он на самом деле? Какой он, один из этих людей, державших в могучей, таинственной деснице все человечество?
Стор Гендибаль был самым частым собеседником Компора в последние годы. Но не голос его приходил на память Компору, когда он думал о Гендибале, а сила и мощь его сознания при сеансах ментальной гиперсвязи.
Невидимые нити ментосвязи опутывали тонкой сетью всю Галактику, и в этом отношении Вторая Академия оставила Первую далеко позади. Концы всех ниточек держали в руках самые посвященные.
Не однажды Компор испытывал щемящую радость от своей, пусть маленькой, роли в грандиозном общем деле. Как таинственно, как великолепно было все это! Даже жена ничего не знала о его второй жизни.
Теми посвященными, кто держал в руках концы всех нитей, были Ораторы, а этот самый Оратор, Стор Гендибаль, который, как думал Компор, недалек от того, чтобы стать Первым Оратором, выше любого из Императоров… этот человек был рядом, в корабле, который донес его сюда с Трентора. О, как Компору было жаль, что встреча происходит не на самом Тренторе!
Но неужели этот корабль — с Трентора? Да у любого из древних Торговцев, что развозили товары из Академии по всей Галактике, корабли были наверняка получше этого. И ничего удивительного, что путь от Трентора до Сейшелла занял у Оратора столько времени. Его корабль не был даже оборудован устройством для стыковки, а даже корабли слабенького флота Сейшелла имели такие приспособления. Пришлось уравнять скорости кораблей, сейчас будет переброшен трап, и Оратор переберется по нему — совсем как в Имперские времена.
«Вот оно как, — думал Компор, не в силах прогнать разочарования. — Оратор прилетел в старой Имперской посудине…»
По трапу передвигались две фигурки — одна из них настолько неуклюже, что не оставалось никаких сомнений — этот человек в космосе впервые.
Наконец они вошли в люк и сняли скафандры. Оратор Стор Гендибаль оказался человеком невысокого роста, поджарым, не слишком выразительной внешности. Ни силы, ни могущества, ни какой-то необыкновенной учености от него не исходило. Единственным знаком мудрости были его темные, глубокопосаженные глаза. Вдобавок он оглядывался по сторонам с явным проявлением благоговейного трепета!
С ним была женщина самой заурядной внешности. Рот ее приоткрылся от восхищения.
66
Не так уж страшно было Гендибалю переходить из одного корабля в другой по трапу — да, он не был опытным космолетчиком, и никто во Второй Академии не был, но и оставаться законченной сухопутной крысой никому во Второй Академии не позволяли. Возможность необходимости совершения космических полетов витала в воздухе, но каждый из сотрудников старался о такой возможности не думать (кстати говоря, Прим Пальвер, намотавший столько парсеков по Галактике, что его опыт космолетчика стал попросту легендарным, обронил однажды фразу, смысл которой сводился примерно к следующему: «успех Оратора в осуществлении Плана определяется тем, насколько часто он выбирается в космос»).
Переходным трапом Гендибаль раньше пользовался трижды. Если он и испытывал какую-то неуверенность, ее следовало побороть ради Нови. Не нужно было быть великим специалистом в менталике, чтобы увидеть, как страшна ей сама мысль о том, чтобы ступить в пустоту.
— Я быть страшно… — пролепетала она, забыв все свои успехи в грамматике. — Я делать шаг в никуда…
Тихим, добрым голосом Гендибаль принялся ее уговаривать:
— Я не могу оставить тебя на этом корабле, Нови, потому что должен перейти в другой. Ты должна пойти со мной. Это совсем не опасно, мы наденем скафандры, и они защитят нас от любого вреда. И еще: ты не упадешь, даже если отпустишь поручни — останешься совсем близко, рукой можно достать. Я помогу тебе. Пойдем, Нови, покажи мне, какая ты храбрая. Ты храбрая, ты умная, ты хочешь стать ученой, правда?
Она не сказала ни слова, а Гендибаль, не желая нарушить прекрасной симметрии очертаний ее сознания, лишь передал ему успокоение.
— Можешь и теперь говорить со мной, — сказал он Нови, когда они облачились в скафандры. — Хорошенько подумай, о чем хочешь сказать, и мысленно говори эти слова, одно за другим. Ты слышишь меня, Нови?
— Да, Господин, — был ее ответ.
Он видел, как движутся ее губы за прозрачным лицевым стеклом шлема.
— Говори, не двигая губами, Нови. В этом скафандре нет звука. Говори умом.
Губы Нови не двигались, лоб наморщился, брови сдвинулись.
— Вы слышите меня, Господин?
— «Великолепно», — подумал Гендибаль. — А ты слышишь меня? — мысленно спросил он.
— Да, Господин.
— Тогда ступай за мной и делай все, как буду делать я.