— А вы забыли, каким был Ротор, когда мы сами здесь появились? Мы летели больше двух лет. И половину этого времени провели в нормальном пространстве при скорости чуть меньше световой. У нас вся поверхность была побита, исцарапана атомами, молекулами и частицами пыли. Пришлось полировать и чинить, насколько я помню. Вы-то не забыли?
— А этот корабль? — спросил Питт, не потрудившись ответить на вопрос.
— Блестит, словно прошел всего каких-нибудь несколько миллионов километров с обычной скоростью.
— Но это невозможно! Что вы опять несете?
— Вовсе не невозможно. Несколько миллионов километров они и прошли с обычной скоростью — остальной путь проделали в гиперпространстве.
— О чем вы говорите? — Терпение Питта явно истощалось.
— О сверхсветовом полете. Они освоили гиперпространство.
— Но это теоретически невозможно.
— Да? Соглашусь, если вы найдете другое объяснение.
Питт открыл рот.
— Но…
— Я знаю. Физики будут утверждать, что такое немыслимо, — однако же корабль здесь. А теперь позвольте сказать вам следующее. Если они уже умеют путешествовать со скоростью света, значит, обладают и сверхсветовой связью. И Солнечная система знает, где они находятся и что здесь происходит. И если мы взорвем судно, об этом станет известно на Земле и через некоторое время сюда явится целый флот таких кораблей и примется за нас.
— Что же делать-то, а? — Питт на время даже потерял способность соображать.
— Остается принять их как друзей, выяснить, кто они и откуда и зачем явились сюда. Я предполагаю, что они собираются высадиться на Эритро. Нам тоже придется полететь туда, чтобы вступить в переговоры.
— На поверхности Эритро?
— Янус, если они опустятся на Эритро, где еще мы сможем с ними переговорить? Придется встретиться там. Рискнем.
Питт почувствовал, как в голове вновь начали двигаться колесики.
— Раз вы полагаете, что это необходимо, быть может, вы и займетесь? Возьмете корабль с экипажем и…
— А вы, значит, не собираетесь?
— Разве комиссар обязан встречать неизвестные корабли?
— Понимаю, это унижает ваше достоинство. Значит, с этими инопланетянами, гномами, роботами — чем там еще? — придется разговаривать мне одному?
— Салтаде, я, конечно, буду на связи. Голос, изображение…
— Но издалека.
— Да, однако успех вашей миссии будет отмечен наградой.
— Если так, то… — и Леверетт многозначительно взглянул на Питта.
Тот помолчал.
— Вы собираетесь назвать цену?
— Я собираюсь предложить вам свои условия. Если вы хотите, чтобы я встретил корабль на Эритро, — отдайте мне планету.
— Что это значит?
— Я хочу там жить. Я устал от астероидов. Я устал от чужих глаз. Я устал от людей. С меня довольно. Мне нужен пустой мир. Я хочу соорудить себе дом на Эритро, получать все необходимое из Купола, завести там животноводческую ферму — если мне это удастся.
— И давно вам этого хочется?
— Не знаю. Но чем дальше, тем больше. И сейчас, когда я снова здесь, на Роторе, с его шумом и столпотворением, Эритро кажется мне еще более привлекательной.
Питт нахмурился.
— С вами — уже двое. Вы прямо как эта свихнувшаяся девица.
— Что за свихнувшаяся девица?
— Дочь Эугении Инсигны. Вы же знаете ее — она астроном.
— Астронома-то знаю, но с дочерью не встречался.
— Совершенно сошла с ума. Ей хочется жить на Эритро.
— Подобное желание считать безумным я не могу, по-моему — это весьма здравая мысль. Кстати, если она желает жить на Эритро, с присутствием женщины я еще могу смириться.
Питт поднял палец.
— Девушки, я сказал.
— Сколько ей?
— Пятнадцать.
— Ага. Ну ничего, повзрослеет. Правда, я, к сожалению, состарюсь.
— Она не из красавиц.
— Янус, — сказал Леверетт, — и я тоже — поглядите внимательнее. Итак, мои условия вы знаете.
— И вы хотите официально ввести их в компьютер?
— Обычная формальность, Янус, не более…
Питт не улыбнулся.
— Очень хорошо. Попробуем проследить, куда сядет корабль, — и отправляйтесь к нему на Эритро.
Глава 36
Встреча
86
В голосе Эугении Инсигны слышались удивление и досада.
— А Марлена пела сегодня. Что-то о «доме, доме в небесах, где плывут свободные миры».
— Знаю, — кивнул Сивер Генарр, — я бы напел мотив — да слуха нет.
Они только что покончили с завтраком. Теперь они каждый день завтракали вместе, и Генарру это нравилось, хотя всякий раз приходилось разговаривать только о Марлене. Инсигна прибегала к его обществу от отчаяния — поскольку больше ни с кем не могла свободно говорить о дочери.
— Неважно. Каковы бы ни были причины…
— Я еще не слыхала, чтобы она пела, — сказала Инсигна. — И уж думала, что она не умеет — но оказывается, у Марлены приятное контральто.
— Это значит, что она рада… или возбуждена… или удовлетворена… словом, у нее все хорошо, Эугения. Мне лично кажется, что она нашла свое место под солнцем, поняла, зачем живет. Это дано не каждому. Люди, Эугения, по большей части влачатся по жизни, пытаются отыскать ее смысл, не находят его и умирают в отчаянии или полном безразличии. Лично я принадлежу к последнему типу.
Инсигна попробовала улыбнуться.
— Подозреваю, что обо мне ты так не думаешь.
— Нет, Эугения, ты не отчаялась, ты продолжаешь сражаться, хотя битва давно проиграна.