Миры Айзека Азимова. Книга 11

— Значит, сканирование все покажет.

— Да, но вдруг она скажет, что я не могу выходить?

— Твоя мама?

— И доктор.

— Нет, они не посмеют тебя остановить. А теперь — скажи, что согласна на сканирование.

— Хорошо. Пусть будет так, как она хочет.

Рене Д'Обиссон медленно поднялась с кровати.

69

Д'Обиссон внимательно разглядывала распечатки с результатами сканирования. Сивер Генарр следил за ней.

— Интересная картинка, — пробормотала Д'Обиссон.

— Это было известно еще давным-давно, — сказал Генарр. — Она — странная девушка. Главное — нет ли перемен?

— Никаких, — ответила Д'Обиссон.

— Вы как будто разочарованы.

— Командир, не будем повторяться. Да, как профессионал я ощущаю известное разочарование. Я предпочла бы новый случай, чтобы изучить его.

— А как вы себя чувствуете?

— Я уже вам сказала…

— Физически, я имею в виду. Такой странный обморок…

— Это был не обморок. Просто нервы. Мне еще не приходилось слышать обвинений в желании видеть кого-то больным. Да еще таких безапелляционных.

— А что же с вами случилось? Живот заболел?

— Возможно. Во всяком случае я ощутила боли в области желудка. И голова тоже кружилась.

— С вами часто такое случается, Рене?

— Нет, — резко ответила она, — и в нарушении профессиональной этики меня обвиняли не чаще.

— Какая вы, однако, возбудимая. Почему вы приняли эти слова так близко к сердцу?

— Давайте сменим тему разговора. Сканирование не показало никаких перемен. Если прежде она считалась нормальной, значит, нормальна и сейчас.

— Значит, как врач вы считаете, что она может продолжать изучение Эритро?

— Раз с ней ничего не случилось, у меня нет никаких оснований запрещать.

— Итак, вы намереваетесь все забыть и вновь отправить ее туда?

В голосе Д'Обиссон послышалась враждебность.

— Вы знаете, что я недавно встречалась с комиссаром Питтом. — Это был не вопрос.

— Да, знаю, — невозмутимо подтвердил Генарр.

— Он попросил, чтобы я взяла на себя руководство новыми работами по исследованию эритрийской лихоманки, и обещал хорошее финансирование.

— Прекрасная идея. Едва ли он мог найти лучшего руководителя.

— Благодарю вас. Однако командиром вместо вас он меня не назначил. Поэтому вам решать, выходить Марлене Фишер наружу или нет. Свое участие в этом деле я ограничиваю сканированием ее мозга — когда оно потребуется.

— Я намереваюсь разрешить Марлене исследовать Эритро и не чинить ей никаких препятствий. У вас возражений не будет?

— Как врач я уверена, что лихоманки у нее нет, и не стану вас останавливать, но право приказывать принадлежит вам и останется только вашим. И все бумаги вы будете подписывать без меня.

— Но вы не станете оказывать мне противодействие?

— На это у меня нет причин.

70

Обед закончился, тихо играла музыка. Сивер Генарр, тщательно выбиравший выражения в разговоре с встревоженной Эугенией Инсигной, наконец проговорил:

— Так сказала мне Рене Д'Обиссон, однако во всем этом чувствуется влияние Януса Питта.

Эугения выглядела очень встревоженной.

— Ты действительно так думаешь?

— И ты, наверное, тоже. Януса ты, должно быть, знаешь лучше меня. Плохо. Рене — компетентный врач, умница и человек неплохой, но она честолюбива — как и все мы, впрочем, — и потому ее легко совратить. Она действительно мечтает войти в историю как победительница эритрийской лихоманки.

— И ради этого она хочет рискнуть Марленой?

— Не то чтобы хочет, но она все-таки стремится… Хорошо, в общем, ты права.

— Должен быть другой выход. Посылать Марлену в такое опасное место, экспериментировать с нею как с прибором — это же ужасно.

— Но она так не считает, а уж Питт — тем более. Пусть погибнет один чей-то разум, но человечество приобретет планету, где смогут жить миллионы. Жесткий подход, однако не исключено, что грядущие поколения увидят в Рене суровую героиню и поблагодарят ее за одну жертву, даже за тысячу, если одной не хватит.

— Почему бы и нет, если речь идет не об их разуме.

— Конечно. Люди охотно принимают жертвы от ближних. Уж Питта подобное не смутит. Или ты не согласна со мной?

— Ты о Питте? Полностью согласна, — сказала Инсигна. — Надо же, я столько лет с ним проработала.

— Тогда ты должна знать, что он из всего извлечет мораль. «Наибольшая выгода для наибольшего числа людей», — так он сказал бы. Рене говорила, что виделась с ним на Роторе. Не сомневаюсь: ей он говорил то же самое, что и я тебе, разве что иными словами.

— Ну а что он будет говорить, — с горечью сказала Инсигна, — когда окажется, что Марлена заболела и не удалось ничего выяснить насчет лихоманки? Что он скажет, угробив мою дочь? И что будет говорить эта Рене Д'Обиссон?

— Она-то расстроится, я уверен.

— Потому что ей не удастся добиться славы?

— Конечно, но перед Марленой она, я думаю, будет чувствовать вину. Она не чудовище. А вот Питт…

— Уж он-то истинное чудовище.