— Вернее,
— Это, несомненно, снимает возражения противников роботов.
— Нет, — сердито возразил Харриман. — Теперь они выдвигают новые претензии: им не нравится, что роботы способны к суждениям. Робот, говорят они, не имеет права классифицировать того или иного человека как личность низшего сорта. Отдавая предпочтение приказам некоего А перед приказами некоего Б, они тем самым считают Б менее ценным по сравнению с А и нарушают основные права человека.
— И как вы ответите на это?
— Никак. Я сдаюсь.
— Понимаю.
— Но это касается только меня лично. Потому-то я и обращаюсь к тебе, Джордж.
— Ко мне? — Голос Джорджа остался таким же ровным, лишь мягкое удивление прозвучало в нем. — Почему ко мне?
— Потому что ты не человек, — с нажимом произнес Харриман. — Я уже говорил тебе, что хочу видеть роботов партнерами людей, — вот и стань моим партнером.
Джордж Десять беспомощно, странно человеческим жестом развел руками.
— Что я могу сделать?
— Тебе, конечно, кажется, что ты ничего не можешь, Джордж. Ты создан совсем недавно, в сущности, ты еще дитя. Тебя специально не перегружали информацией — поэтому мне и приходится объяснять все так подробно, — чтобы оставить место для развития. Но твой интеллект будет развиваться и позволит тебе взглянуть на проблему с иной, не человеческой точки зрения. Там, где я не вижу выхода, ты можешь найти его.
— Мой мозг сконструирован людьми. Как он может быть нечеловеческим?
— Джордж, ты последняя модель серии ДжР. Твой мозг — наиболее сложный из всех, которые мы создавали когда-либо, в чем-то он устроен даже более тонко, чем у прежних огромных Машин. Он представляет собой открытую систему, и, несмотря на изначальное человекоподобие, эта система может развиваться — будет развиваться — в любом неожиданном направлении. Оставаясь в непреложных границах Трех Законов, ты можешь обрести тем не менее совершенно нечеловеческий образ мышления.
— Но хватит ли у меня знаний о людях, чтобы правильно подойти к проблеме? Об их истории? Психике?
— Конечно, нет. Но ты будешь обучаться настолько быстро, насколько это возможно.
— Мне будет кто-нибудь помогать, мистер Харриман?
— Нет. Все это строго между нами. Никто ни о чем не должен знать, и ты не должен говорить об этом проекте ни одному человеку, ни в «Ю. С. Роботс», ни за пределами фирмы.
— Мы совершаем нечто предосудительное, мистер Харриман, если вы так настаиваете на сохранении тайны? — спросил Джордж.
— Нет. Но решение, предложенное роботом, не будет принято именно потому, что оно исходит от робота. Как только ты что-нибудь придумаешь, сразу дай мне знать, и, если твое решение покажется мне верным, я представлю его как
— В свете того, что вы говорили раньше, — спокойно проговорил Джордж Десять, — это кажется мне вполне разумным. Когда приступать?
— Прямо сейчас. Я позабочусь о том, чтобы у тебя были все необходимые пленки.
1а
Харриман остался один. Искусственное освещение в кабинете скрадывало наступившие сумерки. Ощущение времени как-то стерлось, и Харриман даже не заметил, что, с тех пор как он отвел Джорджа Десять в его ячейку и оставил там с первой порцией пленок, прошло уже три часа.
Теперь он сидел в полном одиночестве, наедине с призраком Сьюзен Кэлвин, блестящего робопсихолога, которая мановением руки превратила позитронных роботов из громоздких игрушек в самый разносторонний и тонкий инструмент для человека — настолько тонкий и многогранный, что люди не осмеливались, от страха или из зависти, пользоваться им.
После ее смерти прошло более ста лет. Проблема комплекса Франкенштейна существовала и тогда, но Сьюзен не удалось решить ее. Хотя, с другой стороны, она никогда и не пыталась сделать этого — не было особой необходимости. В ее время роботехника развивалась за счет исследований в космосе.
Самый факт успешного развития роботов сократил у человечества потребность в них и заставил Харримана, в его время…
Но обратилась бы Сьюзен Кэлвин за помощью к роботу? Несомненно, она бы…
И так он сидел до поздней ночи.
2