Миры

–Неужели тебе не понравился наш последний разговор? Задело за живое, не так ли? Милая, ты можешь убежать от меня, но не стоит убегать от самой себя… Мы особенные, неужели ты не видишь? Нас радует опасность, мы не такие, как все. Мы сильнее, мы можем управлять другими. Почему ты колеблешься? Неужели эта стайка неудачников привязала тебя к себе? Для них ты так и останешься преступницей, человеком второго сорта. Неужели ты думаешь, что они простят и забудут?

Это был удар по больному месту, она вырвалась из его рук. Невольно вспомнился взгляд Фейна на фоне пылающего здания пару лет назад. Конечно, он помнит всё… Тогда она радовалась его злости, ненависти, ей было приятно. Но сейчас ей хотелось забыть ту минуту, забыть навсегда.

–Прекрати говорить это! – крикнула она и добавила более отстранённо. – Оставь меня в покое, ты мне не интересен.

–Повторяй почаще. И, может быть, поверишь, – змеиная улыбка коснулась его губ. – Ты злишься потому, что я прав. Знаю, ты хочешь быть со мной. Я это вижу в уголках твоих глаз.

Теперь в его лице, взгляде, ухмылке было что-то звериное, хищное. От этого становилось не по себе. Такая же улыбка, похожий взгляд были у неё совсем недавно.

–Мне пора, – прошептала она, чувствуя, как страх пробирается к сердцу. Она не знала, что будет дальше. Что он сделает, скажет. И что придёт в голову ей… Поэтому надо было уходить, как можно быстрее. Забыть, если это возможно, попытаться убежать от самой себя…

Олег совсем не хотел влезать в это дело, но всё же он навёл справки, расспрашивал людей, пока не узнал больше о служителях богини Сулиндии. От каждой новой фразы в устах собеседника ему становилось страшно и почти начинало тошнить. Всё это не укладывалось в его сознании.

Служительницы Богини одевались в белое и работали в храме. В их обязанности входила забота о святилище, помощь людям, а также близость с главным жрецом и его друзьями. Никого это не смущало, ведь этот человек считался почти богом.

В возрасте двадцати пяти лет одну из них приносили в жертву. Это тоже казалось нормальным. Многие даже завидовали девушке, чья жизнь закончится так красиво – с пением целого хора и множеством цветов.

Он никогда не считал себя тираном, и не думал, что будет осуждать кого-то за выбор пути. Но сама мысль, что после посвящения у неё не будет пути назад – приводила его в состояние то злости, то апатии, то ревности. Никогда ещё он не переживал так из-за девчонки, если не считать его сестру.

Олег старался не думать о том, что случилось. Просто отвлечься и всё. "Это не моя битва, – сказал он себе. – Не моё дело". Но каждый час становился невероятно долгим. Его раздражало всё вокруг. Каждый шаг, каждый звук эхом отдавался в голове. Любой человек казался подозрительным и странным.

А воздух слишком тяжёлым, становилось трудно дышать. Оставалось слишком мало времени…

Олег не мог ни есть, ни спать. Это сводило его с ума. Он хотел лишь одного – чтобы этого не было. Чтобы он не знал её. Или чтоб их последние встречи оказались сном.

Парень говорил себе, что не придёт на обряд посвящения в Храм на Белом холме, хотя прекрасно знал, что сделает это. Страх и тревога холодной волной протекали по коже. Он чувствовал себя идиотом. Как можно говорить кому-то, что его религия плохая и неправильная? Как можно запрещать верить во что-то?

И это даже красиво звучит – умереть за веру… Но не сейчас, не с ней.

Быть может, в нём кипело другое воспитание. И жизнь для него была важнее всего прочего, даже религии. Всё происходящее не укладывалось в голове.

А ещё Олега терзало понимание того, что в чём-то Рина была права. Он не знал своего предназначения, своей цели в жизни. А она знала. И он почти завидовал её убеждённости.

Ему невероятно хотелось подраться, выплеснуть злость. Никогда ещё он не чувствовал в себе столько агрессии. Руки сами чесались и просились в бой. Всё его хвалёное благоразумие растворилось в дымке вместе с закатом.

Парень брёл по улице, натолкнулся на каких-то прохожих и заорал на них. Они поспешно перешли на другую сторону улицы и торопливо продолжили путь. Пару раз оглянулись в недоумении.

Ему хотелось разрушить какой-нибудь храм. Вытолкать людей и разнести всё. В нём кипело столько злости, что он мог окончательно потерять контроль над собой.

А потом все силы разом покинули его. Апатия надолго забрала его душу. Краски потемнели, всё исчезло. Олег забился в угол книжного магазина и какое-то время просидел неподвижно. Близняшки-продавщицы принесли ему чай и не задавали никаких вопросов. Дали побыть ему одному, за что он был вполне благодарен.

«Я постараюсь смириться с этим, – прошептал он. – Я должен».

Вечер постепенно окутывал, усыплял город, загорались первые звёзды – яркие и прекрасные. А в таверне на самой окраине столицы стало многолюдно.

Было сумрачно, горело множество свечей. Эндра стояла у дверей и наблюдала, затаив дыхание, как два человека в конце зала пили вино и о чём-то общались. Она легко узнала одного из них, но надеялась, что ошибается. Он был в полутьме и всё же его профиль, и голос она узнала бы всегда.