Мироздания… неконченное дело

Дворянин по происхождению, боготворящий поэзию дворянской старины (воспетой Державиным), Бунин беспощадно и безжалостно разрушает поэтические, сказочно – романтические и религиозно – первобытные легенды о старой, патриархальной, будто славной домовитой Руси: « Мы знаем дворян Тургенева, Толстого – говорит писатель. – По ним нельзя судить о русском дворянстве в массе, так как Тургенев и Толстой изображают верхний слой, редкие оазисы культуры».

Бунин свидетельствовал (повесть « Суходол»), что ни порядка, ни домовитости, ни подлинного хозяина старое мелкопоместное дворянство не представляло: « У господ было в характере, то же, что у холопов: или властвовать, или бояться».

Писатель делает резкий выпад в сторону мнимых риторов, ханжейски обеспокоенных лютостью нравов: « …провал между народом и интеллигенцией образовался огромный.. знает только по книжкам… говорить с народом не умеет, изобразители сусальной Руси, сидя за старыми книжками и сочиняя какой – то никогда не бывалый, утрированно – русский и потому необыкновенно противный и неудобочитаемый язык, врут ему не судом…».

Бунин отметал все умозрительные пророчества: « Все эти разговоры о каком – то самобытном пути, по которому Россия пойдет в отличие от европейского Запада, все эти разговоры об исконно мужицких началах и о том, что мужичок скажет какое – то свое последнее мудрое слово – в то время, когда мир тяжело нести вперед по пути развития техники – все это чепуха, которая тормозит дело».

Как и Чехов, Бунин умел в простой незамысловатой судьбе открыть мгновение и вечность, прекрасное и трагическое, злое и доброе, высокое и низкое, подлое.

У Бунина упрошен событийный сюжет, свернута внешняя занимательность. Свои повести и рассказы он разворачивает во времени и пространстве, придавая частному факту или состоянию общезначимый интерес. У него всегда в центре – не только судьба героя, но и общее состояние жизни, вся многоплановость бытия.

К примеру, высокое ощущение лада, единения с миром, собой, природой поэтически рельефно, по – рембрандтовски показано в стихах « Лирник Родион», «Пост». В них – радостное любование красотой, неповторимостью земного мира и человеческой души. В них – спасание от уныния и пессимизма, духовно – нравственный «архаизм» – идеал, к которому стремился сам Бунин.

***

В завершении – о знаменитом бунинском стиле, внутренне напряженном, живом и музыкальном, который приводил в восторг самых искушенных любителей слова.

Стремление к совершенству определяло магию бунинского искусства, магию бунинского слова. Природная обостренность его взора, слуха, обоняния – те ручейки, из которых он складывал потрясающую мозаичность слов, пронизанных звуком, светом, цветом, запахом, формой, самим ритмом жизни.

Бунин избегал прямого выражения авторских мыслей и чувств, риторической назидательности. Бунин просто колдовал, высвечивал, украшал только ему ведомым орнаментом первую фразу, которой всегда придавал «решающее значение»; первая буква, тон, ритм, мелодия повествования, детали и подробности, их сочетание, сцепление и сопоставление. Вот так и рождался бунинский стиль – сдержанный, но не бесстрастный, а внутренне эмоциональный, чувственно притягивающий каждым словом.

Бунинское слово очаровывает своей прелестью и полновесностью, оно выношено умом и сердцем мыслителя, философа, поэта. Слов у него не гремит, как погремушка, от которой и толк – то – только в шуме. Слово художника – живое и музыкальное. В нем – мелодичность колоколов и колокольцев, что отлиты умелыми мастерами; пронзительная грусть болотцев, туманов и ветров, что летят и обдувают землю.

Бунинское слово – это вечевой колокольный звон: своя энергия, свой сплав поэзии и прозы, бесстрашия и мудрости, сострадания и скорби, восхищения и гнева, веры и сомнений.

Бунин молитвенно, коленопреклонно относился к слову. Считал его подлинной и искренней исповедью народа.

Он верил:

«Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана4
Из древней тьмы, на мировом погосте
Звучат лишь письмена»

***