Мироздание по Петрову

Она снова прижалась ко мне, теплая, нежная. Наверное, не понимала, почему я тяну, почему не делаю с нею того, что якобы недавно делал с Алиной. „О, не клянись луною, в месяц раз меняющейся, – это путь к изменам“. Монологи Джульетты ей не всегда удавались. Меня страшно злило, что мне так хочется ее обнять. И Тараканыч с фотографии смотрел настороженно.

– Это кто? – ткнул я пальцем.

Алиса глянула искоса. Провела пальчиком по лбу:

– Это мы с Алиной.

– А мужики?

– Они же на заднем плане!

– Но смотрят на вас. Ты их знаешь?

– Вот этого знаю, – указала тонким пальчиком на Тараканыча.

И засмеялась. У Спонсора было много помощников. Дядя Коля один из них. Три года назад он часто бывал у Спонсора, но Алиса при их разговорах не присутствовала, валялась в гостиной на диване, дядя Коля приносил ей вино и кофе. Что она хотела, то он приносил. А потом исчез. Потом все исчезли.

– Деньги у тебя есть?

Она изумленно отстранилась:

– Ты теперь берешь деньги с женщин?

– Не говори ерунды. У меня осталось всего рублей триста.

– Но ты же ограбил Алину!

– Я корову купил.

– Корову? – Сказать ей было нечего. – Конечно… Есть какие-то деньги…

– Сколько?

– Не знаю… На корову хватит…

– Вываливай все на ковер. – Мысль о вонючем рюкзаке, сунутом за диван, вернула мне равновесие. – Вываливай все, что у тебя есть. Все до последней копейки. Закатим пир на весь мир. И подружку твою найдем.

Она ласково лизнула мне щеку:

– Ты дурачок, Кручинин. Я с собой все привезла. Всякой вкуснятины. Алиночка любит форель, там есть чудесный кусочек. Я думала, вы здесь от меня прячетесь. – И вспомнила. – У тебя же была двадцатка. Куда ты ее дел?

Моя рука скользнула с ее плеча – ниже… на бедро… еще ниже…

– Почему ты в плаще?

– Ну… Шел дождь…

– Ты же в машине…

– А вы тут с Алиночкой…

– Но зачем надевать плащ?!

– Я хотела войти и гордо сбросить его с плеч!

– Черт меня возьми! – удивился я. – Да на тебе под плащом ничего нет! – И невольно вспомнил Шекспира: – „Да это платье лучше всех…“

Она ответила заученно:

– „Мой друг, где целоваться вы учились?…“

И застонала, впиваясь мне в губы:

– Торопись, торопись. Может, я никогда больше твоей не буду.

Потом я принес свертки.

В камине потрескивали сосновые шишки.

Алиса, ничего не стесняясь, закинула распущенные волосы за округлые, необыкновенно женственные плечи и занялась столом. Я все-таки заставил ее нацепить какой-то крошечный передничек, а сам вышел за последней сумкой, судя по всему, набитой бутылками. Когда я ее поднимал, пришлось наклониться: тень мелькнула на полированной крышке багажника.

Человек?

Я осторожно скосил глаза.

Скосил, не поворачиваясь, не подавая вида, продолжая поднимать сумку.

И, к сожалению, не ошибся. Незнакомый человек осторожно скользнул к спрятанной за березами машине. Он не хотел, чтобы его видели. Я перевел взгляд в сторону реки и там на узком проселке, продавленном колесами, тоже увидел раскачивающийся куст рябины и пригнутый бампером куст.

– Жалеешь, что нет Алины? – спросила Мерцанова, когда я вернулся.

В ее голосе звучала фальшь. Это она жалела, что с нами нет нежной подружки. Какой дорогой ты ехала? – хотел я ее спросить. Нижней, по берегу? Или через Поле дураков? Но понял, что спрашивать не надо. Такое у нее было настроение. Она могла только врать.

– Хочешь водки?

– Хочу.

Я вдруг удивил ее:

– А тогда, у Спонсора, вы тоже пили водку?

Она вздрогнула. Тогда. Она не любила воспоминаний трехлетней давности.

Но я не собирался ее жалеть. Если неизвестных привела на дачу она, мне ее жалеть не надо. Бампер. Примятый куст.

Тогда.

Алиса подперла голову кулачком…

Ну да… В коттедже Спонсора… Вон там… Совсем рядом…

Ох, как им не повезло… Но водка, конечно, водка, почему нет?… Асфальтово-черные глаза мерцали… Было весело… Много танцевали… Алиса вдруг присмирела. Даже накинула на себя пестрый халатик, вытянув его из стенного шкафа. Халатик привычно подчеркнул каждый изгиб, я просто тащился от нее, но Алиса оттолкнула мою руку. „Видишь веранду? – указала чуть согнутым пальчиком. – Там стоял столик“. Такая ночь, задохнулась Алиса, что ни одного комара не было. И Луна светила, не знаю как! Мы пили настоящий фурминт. „Он меня смешит“, – сказала Алиса.

– Как это смешит?

– Ну, я начинаю смеяться. Так настоящий фурминт на меня действует. Да еще Сухроб смешил. В Штатах ему вылечили руку. А то раньше он на рояле бренькал одной рукой. До поездки в Штаты рука у него вроде как сохла, никакие операции не помогали. Он здорово хвастался вылеченной рукой. Выложил американским врачам кругленькую сумму. Специально подкидывал рюмочку, ловил ее, чтобы все видели. А Режиссер…

– Что Режиссер?

– Он что-то предчувствовал…

– Что предчувствовал? Разве он не смеялся вместе с вами?