Выглядел Николай Николаевич устало — он был человеком высоким и худощавым, сейчас худоба подчеркивалась темными кругами под глазами и бледными, малокровными губами.
— Военный министр князь Енгалычев, генералы Алексеев и Юденич вышли только что, — без предисловий сказал император. — Мобилизации не будет, войска Киевского и Одесского округа приведены в повышенную готовность, но и только… Некоторые части приказано отвести от границы, чтобы сохранить при возможном нападении австрийцев. В этом есть и ваша заслуга, господа… Итак, я вас слушаю.
— Позволю себе вопрос, сир, — подполковник Свечин шагнул вперед. — Вопрос, напрямую касающийся расследуемого дела. Известно ли о реакции британцев и в частности лорда Эдуарда Грея, виконта Фалладон, отвечающего за иностранные дела?
— Англичане заявляют о своем нейтралитете в отношении действий Германии, которая может выступить на стороне австрийцев — желают сохранить полную свободу рук.
— Ваше величество, — Свечин вынул из пухлой палки несколько газетных вырезок. — Ознакомьтесь. Это статьи из лондонских «Стандарт» и «Дэйли кроникл». Обратите внимание на подчеркнутое синим карандашом:
— Знаю, — кивнул Николай Николаевич. — Мое правительство третьего дня предложило, чтобы Россия, Англия и Франция коллективно воздействовали на австрияков и принудили их к политическому разрешению своих претензий к Сербии. Лорд Грей это предложение отклонил. Они упорно твердят о нейтралитете, одновременно втравливая нас и Францию в войну, заявляя о «нетерпимости» германских притязаний. На сегодняшний артиллерийский обстрел австрийцами сербской территории реакции из Лондона не поступало, тогда как господин Пуанкаре заявляет, что Европа должна остановить агрессию. Это все, что вы хотели узнать?
— Да, ваше величество. Теперь же разрешите ознакомить вас с общим заключением по делу. События начали активно развиваться с тысяча восемьсот девяносто первого года, когда безвестный кюре Беранже Соньер привез в парижскую духовную академию Сен-Сюльпис случайно обнаруженные при реставрации приходской церкви старинные документы. Хотелось бы напомнить, что почивший король Англии Эдуард VII, а в те времена принц Уэльсский, был активным деятелем так называемых «вольных каменщиков» и участвовал в собраниях многих лож в Британии и на континенте. Принц не делал тайны из своего участия в ложах. Именно в Париже Эдуард впервые увидел бумаги Соньера…
Свечин и его высокопревосходительство покинули Аничков в четверть пятого утра и сразу поехали на Фонтанку, в министерство.
Самая крупная операция в истории полиции и жандармерии Российской империи была подготовлена загодя, высочайшая санкция получена, руки развязаны.
— …Манифест государя и особое заявление правительства будут опубликованы послезавтра к вечеру, — задумчиво сказал подполковник. — Должны успеть. Мы сделали все, чтобы предотвратить утечки и сохранить абсолютную секретность, удар будет нанесен внезапно. Никогда бы не подумал — сенаторы, два великих князя, промышленники, глава Земского союза… Пускай многие из них приняли участие в комплоте по глупости и из меркантильных соображений, даже не подозревая, кто дергает за ниточки и с какой целью!
— Его императорское высочество Сергея Михайловича, допустим, мне вовсе не жаль — удивлен, как с таким генерал-инспектором артиллерии у нас вообще остались пушки и какой-то запас снарядов. Сошлют в Туркестан, тем и ограничатся — привлечь к суду представителя царствующего дома решительно невозможно.
— Но вдовствующая императрица? Мария Федоровна! О боже!..
— Ею двигали интересы родной страны, Дании. Мария Федоровна действовала неосознанно, ее нельзя простить, но можно внять ее чувствам. Поверьте, она закончит старость в крымском дворце, в комфорте и уюте. И в полном уединении. Ее имя никогда не будет упомянуто. Династия не потерпит такой компрометации…
— И все это происходило на протяжении двадцати лет, все делали вид будто ничего не замечают, молчали, отворачивались! Ничего бы не вскрылось! Алексей Николаевич своей смертью искупил… Такого никогда не случалось: в списках шестьсот сорок две фамилии по одиннадцати губерниям, и это наверняка не предел. Нам предстоит процесс столетия!
— Процесс? — ухмыльнулся его высокопревосходительство. — Военно-полевые суды, как при блаженной памяти Столыпине, без проволочек. Боюсь, Василий Константинович, ближайшие сутки глаз мы не сомкнем. Приготовления завершены полностью?