— Это что же получается? Мы ходим по кургану пять недель, даже не замечая его, — благодаря размерам и выветрившимся склонам? В итоге наблюдается рельеф, смахивающий на перевернутую сковороду: сглаженная, почти плоская вершина, ничего и близко похожего на классический курган! Там сейчас поля господина Садофьева-Лозинского!
— Близко, очень близко. — У Джералда загорелись глаза. — Что означает фраза «тысячи воинов»?
Три тысячи? Десять тысяч? Сто? В подчинении Аттилы был колоссальный племенной союз, если каждый желающий помянуть вождя принес по камню… Вполне возможно, они и насыпали не курган, а огромный холм! Так, чтобы до усыпальницы никто и никогда не добрался, не раскопал! Возможно, эта процедура заняла долгие годы!..
— И о месте погребения знало пол-Европы? — позволил себе усомниться Шпилер; — Откуда тогда эдакая неслыханная таинственность вокруг гробницы?
— Половина
— Есть и косвенные подтверждения, — сказал Барков. — В городском парке Каменца один из родников называется «Гуннские Крыницы»1 — неужели об Аттиле здесь до сих пор помнят, пускай память сохранилась лишь в архаичном топониме?..
— Примем версию как основную? — поинтересовался Тимоти. — Недаром граф и Ева с Ойгеном твердят: «волшебство» где-то тут! Оказывается, оно прямо под ногами!
— Будем действовать научно, — решил Джералд. — Робер, утром поезжай к помещику, сообщи, что мы намерены поработать на его земле — компенсацию за потери в пшенице выплати наличными и незамедлительно. Не скупись. Мсье Вершков, Тимоти, Ойген, — на вашей совести бурение шурфов, посмотрим, какова структура почвы и где удобнее начинать тоннель к центру холма… Сколько у нас всего поденщиков?
— Двенадцать, — буркнул Робер. — И все изнывают от безделья за наш счет. Замечены в пьянстве.
— Безобразия пресечь, занять работой с утра до ночи, если не поможет — рассчитать! Нанять еще десяток, если начнем копать всерьез, потребуется много рабочих рук.
— Крестьян я бы совсем выгнал, — поразмыслив, предложил граф. — Взашей. Возьму авто, прокачусь в город и обращусь к полковнику Гриневичу. Сигизмунд Викторович пришлет гарнизонных солдат — они дисциплинированны, обойдутся дешевле и, кроме того, в большинстве великороссы. С ними будет куда проще. Как раньше не догадался!
— А раньше и не требовалось, — сказал Джералд. — Идея разумная. Робер, действительно, расплатись с вилланами и отправь восвояси!
— Остается надеяться, что на этот раз мы не ошиблись, — подытожил Тимоти. — И холм-курган является тем самым. Хотя, кто знает этих гуннов — вдруг насыпь сделали в одном месте, для отвода глаз, а настоящая могила скрывается в каком-нибудь неприметном урочище неподалеку.
— Сплюньте, мистер О'Донован, — покачал головой Барков. — Ошибка может обойтись слишком дорого!
В свете зловещих явлений последних месяцев (пускай и имевших к мистике весьма косвенное отношение) концессионеры понимали, что их компания окончательно перестала владеть ситуацией и теперь стала лишь малозначащей частью некоего огромного механизма, запущенного незнамо кем задолго до обнаружения на Рейне Проклятого клада дракона Фафнира. Это настораживало — неприятно чувствовать себя участниками игры, правил и конечного результата которой не знаешь.
Соображения о природе высвобожденного из сокровищ Нибелунгов Духа Разрушения и постоянные споры на эту тему отошли на второй план — зловредный Фафнир никак себя не проявлял, золотистая звездочка (его любимое видимое человеческому глазу воплощение) в Петербурге, Одессе или Каменце не появлялась, обладатели «дара» присутствия дракона не замечали.
Зато хватало новых впечатлений — может быть, Подолия и была ленивой, мирной и захолустнейшей провинцией империи, граничащей с таким же медвежьим углом Австро-Венгрии, пускай ощущения близости «Европы» среди мазанок, полей и фруктовых садов Прикарпатья не возникало, но в пропитанном запахом трав и полевых цветов жарком воздухе лета посвященные обоняли иной аромат — древний, непознаваемый и, по общему мнению, несущий в себе опасность.
— Давайте сравним, — ежеутренне мадемуазель Чорваш приглашала на прогулку к берегу Днестра Алексея Григорьевича и Ойгена. У них сложился собственный клуб, чьи интересы прочих концессионеров касались только отчасти. — Что мы видим? Какие чувства возникают? Ойген, ты среди нас обладаешь наибольшей силой, тебе первому и слово.