Мировой кризис

Тем не менее, все чувствовали, что ни та, ни другая сторона не желают прекращения переговоров. Обмен письмами и телеграммами продолжался беспрерывно. Де-Валера, несомненно, продолжал бы без конца рассуждать на абстрактные темы, совершенно не считаясь с теми несчастиями и материальным разорением, которые вызвала бы для его соплеменников такая оттяжка решения. Однако за крепко запертыми дверями национального собрания, почти непрерывно заседавшего в Дублине, и на совещаниях шин-фейнерских экстремистов намечалось определенное и решительное течение против занятой им позиции. В южной Ирландии грозила в любой момент разыграться безудержная анархия, которая могла принять самые отвратительные формы. Ирландский национальный ум не лишен трезвой и практической складки, из создавшегося хаоса выделились люди, опиравшиеся на определенные силы, люди, печальных подвигов которых нельзя было отрицать, но которые стремились к здоровым по существу целям и готовые сдержать данное ими слово. Эти люди решили не отказываться от преимуществ, которых уже удалось достигнуть. Относительно этой борьбы в шин-фейнерском лагере до внешнего мира не доносилось ни одного звука. Но ответ де-Валера на сообщение премьер-министра об отказе от конференции отличался гораздо более примирительным тоном. Он разъяснял, что он и его друзья вовсе не хотели связать британское правительство какими бы то ни было предварительными условиями. Ирландцы не могли отказаться от своей национальной точки зрения, но они не требовали, чтобы британское правительство отказалось от своей национальной позиции. Договор между Великобританией и Ирландией, заявлял де-Валера, должен навсегда положить конец спорам и дать возможность обеим нациям идти по своему собственному пути и в то же время свободно и дружественно работать сообща в вопросах, касающихся их обеих. Он просил премьер-министра ответить, считает ли британское правительство отказ шин-фейнеров от их позиции непременным предварительным условием конференции, или он полагает, что конференция может начаться без всяких предварительных условий, связывающих обе стороны. 21 сентября в Герлоке состоялось заседание кабинета, на котором кабинет министров, повторив свои основные положения, составил новое пригласительное письмо. Предлагалось 11 октября созвать конференцию в Лондоне, где министры могли встретиться с делегатами шин-фейнеров «для выяснения вопроса о том, каким образом связь Ирландии с сообществом наций, известным под именем Британской империи, можно лучше всего примирить с национальными ирландскими стремлениями». Это приглашение, составленное в достаточно неопределенных выражениях, было принято, и в назначенный день премьер-министр, Чемберлен, лорд Биркенхед, сэр Леминг Вортингтон-Эванс, сэр Гамар Гринвуд и я встретились с ирландскими представителями Гриффитсом, Майкелем Коллинзом, Бартоном, Гаван Деффи и Дугган. Свидание состоялось в зале заседаний кабинета на Даунинг Стрит. Было весьма знаменательно, что де-Валера остался в Ирландии.

Трудно точно передать то внутреннее напряжение, которые вызвали эти события внутри унионистской партии. Хотя каждый член каждой партии был сбит со своих политических позиций ураганом мировых событий, хотя история человечества все еще катилась стремительным потоком и люди были поставлены в тупик и до последней степени утомлены всем тем, что совершалось у них на глазах, – тем не менее казалось почти нестерпимым отказаться от убеждений целой жизни, да еще при столь постыдных обстоятельствах. Раздражение было тем сильнее, что люди, переживавшие события всего острее и принадлежавшие к самым стойким элементам нации, сознавали свое бессилие. Ольстер был до чрезвычайности возбужден и не желал сотрудничать с правительством. 300 тыс. лоялистов южной Ирландии, оставшись в совершенно беспомощном состоянии, горько жаловались на свою судьбу.

На этой стадии событий очень много зависело от поведения отдельных министров. Либералам и сторонникам гомруля было легко поддерживать предоставление Ирландии самого широкого самоуправления, но людям, вся политическая карьера которых была связана с борьбой против гомруля, приходилось разрешать неприятную и весьма рискованную задачу. Главная ответственность падала на лидера унионистской партии Остина Чемберлен. Он все время действовал в полном единодушии с премьер-министром и был готов сделать из своей позиции все логические выводы, не считаясь с теми последствиями, которые могли бы произойти лично для него.