И вот это, второе обстоятельство, укрепляло, в свою очередь, его нерешительность. Нет, ну, в самом деле, он что же, будет заводить роман в собственном доме? У Ирки на глазах? Ну, еще так, интрижка, не более — куда ни шло. А всерьез? Нет, конечно. К тому же Филины семейные дела его всегда мало интересовали, вроде женат, — говорил, кажется, или даже знакомил когда-то, — а вот по-прежнему женат или это дело уже в прошлом, спрашивать у него как-то не удосуживался. Во всяком случае, домой после напряженной работы Филя не очень торопился. Может, кто-то и был, а может, вот как у того же Антона, — привязанности, временные связи. Хотя тот вроде нашел уже себе женщину, глаза засветились, а надолго — это непредсказуемо. Так что, с другой стороны, если вдруг у Фили и возникнет что-то, — недаром же он повторяет, как попугай, «красивая женщина», причем, всерьез, не в шутку, — то, конечно, мешать ему — великий грех.
Что ж остается? Смириться и отойти в сторону? А ты на что, собственно, надеялся, Александр Борисович? Что Дина ради всех твоих благодеяний согласится на короткую интрижку? Это при такой-то дочери? Ты — либо наивный, либо дурак. И этот собственный вывод стал для Турецкого окончательным, когда он увидел, как мать и дочь пишут заявления, как они смотрят друг на друга, с какой ласковой ухмылкой наблюдает за ними Филя — негодяй, который нагло пьет его коньяк — дорогой, между прочим! — и нарочно не пьянеет. Ясно же, зачем!..
Поэтому Александр Борисович и не стал особо возражать, когда, закончив писанину, он стали обсуждать план действий назавтра, и Филипп неожиданно предложил несколько изменить уже принятый порядок. Поскольку функции слежения и физической защиты он с себя не снимал, а Турецкому предстояло с утра заехать в прокуратуру вместе с Люсей, Филиппу было удобнее сперва отвезти Дину на службу, чтобы уже полностью быть уверенным в ее безопасности, а затем вернуться к школе. Но, пока Люся на занятиях, он вполне мог успеть заскочить и на стройку, чтобы разобраться, что там к чему. А вот Турецкий может спокойно заняться с утра прокуратурой и МУРом, а затем продолжить расследование с помощью Макса. Получалось вполне логично. На том они и порешили.
Агеев первым поднялся, поблагодарил хозяев. Встал и Турецкий, который захотел проводить Филю, чтобы посмотреть уже своими глазами, что и как происходило на проспекте — Филя пообещал показать, — и, наконец, проводить того до его машины. Хотя он сильно сомневался, что Филипп, выдувший целую бутылку коньяка почти в одиночку, способен, нет, должен, — а способен-то он на многое! — ехать к себе домой. Сам Александр Борисович выпил в сравнении с ним относительно мало — примерно половину второй бутылки, но за руль он бы ни за что не сел. Ну, пошутили по этому поводу и попрощались с хозяйками — до утра.
Картинку, которую продемонстрировал ему Филя, Александр Борисович представил легко и во всех живописных деталях. Да, ему тут делать было нечего, это бесспорно. Ну, конечно, у Агеева какая школа! Где уж нам уж, как говорится.
А когда возвращались к Агеевской «девятке», что стояла возле его дома, Турецкий, все принюхивавшийся к Филе и чувствовавший коньячный запах, наконец не выдержал и поинтересовался, как же он поедет-то? И Филя его потряс, причем самым натуральным образом.
— А ты наблюдал, Саша, как я пил?
— Ну а как же? Пол-литра вылакал — за милую душу! На халяву-то!..
— Что ж, если у тебя есть охота вернуться к Дине, можешь себе это позволить. Там, на кухне, — помнишь, я выходил, чтоб воды из крана попить? — так вот, у электроплиты, справа, она и стоит, твоя пол-литра. Можешь проверить.
— Ка-ак? — изумился Турецкий. — Но я же видел своими глазами!
— Правильно видел. Значит, мастерство еще не утеряно. Я и надеялся на это обстоятельство. А потом я тебе скажу честно, Саша, мне как-то не хотелось напиваться в присутствии такой красивой женщины. Неловко. И Люся — такая умница! Ой, какие хорошие люди!.. Знал бы ты, как я тебе завидую, что живешь рядом с ними. Можешь видеть каждый день…
Это признание было для Александра Борисовича совершенно неожиданным.
— А тебе кто мешает, странный ты человек?
— Да уж куда мне… — спокойно ответил Филипп, а потом усмехнулся: — Это ж представить, она — и я. Высокая, красивая, а тут — шпингалет. Юмор, Саша.