Миросозерцание Достоевского

Путь свободы привел человека к путям зла. Путь же зла раздваивает человека. Достоевский - гениальный мастер в изображении раздвоения. Тут у него есть настоящие открытия, которые поражают психологов и психиатров. Великому художнику открывалось больше и открывалось раньше, чем ученым. Беспредельная и пустая свобода, свобода, перешедшая в своеволие, безблагодатная и безбожная свобода не может совершить акта избрания, она тянется в стороны противоположные. Поэтому раздваивается человек, у него образуются два "я", личность раскалывается. Такими раздвоенными, расколотыми людьми являются все герои Достоевского - и Раскольников, и Ставрогин, и Версилов, и Иван Карамазов. Они потеряли цельность личности, они ведут как бы двойную жизнь. В пределе раздвоения должно выделиться и персонифицироваться другое "я" человека, его внутреннее зло, как черт. Этот предел раздвоения с гениальной силой обнаружен Достоевским в кошмаре Ивана Карамазова, в разговоре его с чертом. Иван говорит черту: "Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны... моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых". "Ты - я сам, сам я, только с другой рожей". "Ты не сам по себе, ты - я, ты есть я и более ничего, Ты - дрянь, ты - моя фантазия". Черт у Достоевского не есть уже соблазнительный и прекрасный демон, являвдщийся в "красном сиянии, гремя и блистая, с огненными крыльями". Это - серый и пошловатый джентльмен с лакейской душой, который жаждет воплотиться в "семипудовую купчиху". Это дух - небытия, подстерегающий человека. Последний предел зла - пошлость, ничтожество и небытие. Зло в Иване Карамазове - смердяковское начало. Здравый смысл помешал черту принять Христа и воскликнуть "Осанна". "Эвклидов ум" Ивана Карамазова очень родствен этому здравому смыслу, аргументы "Эвклидова ума" и оказываются аргументами, схожими с аргументами черта. Этот черт есть у всех раздвоенных людей Достоевского, хотя менее выявлен у них, чем у Ивана. Второе "я" раздвоенного человека есть дух небытия, есть гибель бытия их личности. В этом втором "я" раскрывается пустая, бессодержательная свобода, свобода небытия. Идеал "Содомский" есть "призрак жизни", соблазн небытия. И в совершенный призрак превращается Свидригайлов, окончательно отдавшийся Содомскому идеалу. Его уже нет как личности. Изобличается имманентное ничтожество зла. Спасение от раздвоения лишь во второй благодатной свободе, свободе в Истине, свободе во Христе. Чтобы прекратилось раздвоение и исчез кошмар черта, нужно совершить окончательное избрание, избрание подлинного бытия. И любовь проходит у Достоевского через то же раздвоение. В ней раскрываются те же начала.

[1] {Это можно видеть на примере Ницше}. {Также смертельна для человечества идея нечеловеческого коллектива у Маркса, в религии социализма}. - Критика Ницше и Маркса связана здесь с тем, что, по Бердяеву, в обоих этих учениях происходит самоотрицание личности: у первого - это индивидуалистическое самоотрицание, у второго личность отрицается через коллективизм. Поэтому ницшеанство и марксизм - "две формы самоистребления человека" (см.: {БердяевН}. Смысл истории, Опыт философии человеческой судьбы, Париж, 1969. C, 188- 189).

ГЛАВА V. Любовь[1]