Миромагия

К их огромному сожалению, Станислав не проявлял признаков гениальности, да и талантом ни в одной из перечисленных областей не блистал. Зато любил Станислав читать книги и выдумывать странные штуковины. Еще он хорошо чертил. Иногда родители убеждали себя, что черчение — это почти что рисование, и от чертежей до гениальных полотен рукой подать, но, как показало время, надежды были напрасными.

Станислав окончил школу, распрощался с детством на холодном полу актового зала, в обнимку с горячей одноклассницей Машей, потом поступил в университет на физика-теоретика и занялся юношескими делами. То есть зажил в общежитии, принялся искать несложную работу, пристрастился к пиву, девушкам и видео кассетам с немецкими фильмами. Таланта, и тем более гениальности, за ним как-то не наблюдалось.

И вот однажды что-то произошло. Станислав вдруг стал замкнутым, съехал с общаги в собственную квартиру, подтянулся по основным предметам, а затем и вовсе пропал из виду. Многие однокурсники даже стали забывать о рубахе-парне, который за ночь мог осилить десяток литров пива, переспать за раз с тремя, а то и четырьмя девушками, и рассказывать пошлые анекдоты до самого утра. Многие видели его исключительно в университете, а потом Станислав исчез и оттуда.

Поползли слухи, что Станислав влип в какую-нибудь серьезную переделку и теперь скрывается. Некоторые утверждали, что он переспал с дочкой ректора, и тот расплатился сполна. Третьи утверждали, что видели Станислава в объятиях девушки на вокзале. Четвертые просто говорили, что, должно быть, Станислав умер.

На самом деле, никто и никогда не узнает правду.

Университетские друзья так и остались в полной уверенности, что Станислав, скорее всего, мертв. Родители объявили розыск, который не дал результатов. На квартире Станислава обнаружили его нетронутые вещи и огромное количество книг, связанных с магией и волшебством. Соседи говорили, что часто слышали, как Станислав включал на полную громкость радио и что-то забивал, сверлил, разбивал и пилил. Через полгода поисков, Станислава объявили пропавшим без вести, а потом и мертвым.

Еще через полгода в другом городе появился человек, которого звали Брокк. Это был уже не юноша, а крепкого телосложения мужчина, с темной бородкой и легкой сединой на висках. Он был очень похож на Станислава, но, пожалуй, мало кто мог бы узнать в нем бывшего студента-физика. А если бы существовала возможность заглянуть в его душу и разум, то многие бы ужаснулись…

Дело в том, что Станислав очень хотел стать гением. Ведомый родителями с самого детства, он думал, что стать гением — легко. Нужно только захотеть, и мир упадет к твоим ногам. В детстве все это представлялось настолько достижимым, насколько вообще можно было представить. Как шнурки завязать. Но в шесть лет Станислава отдали в школу искусств, где он пробыл месяц, пока не понял, что рисовать не умеет. Потом был кружок по музыке, где выяснилось, что у Станислава нет слуха (да и голос подкачал). После музыкального, была танцевальная школа, потом кружок по фотографии, потом кружок английского языка, плаванье, греко-римская борьба, сценического искусства… и еще множество других кружков и секций, в которых Станислав надолго не задерживался. Чем чаще он сменял очередной кружок, тем больше закреплялся в мысли, что гением ему не стать. Но ведь так хотелось обрадовать родителей! И, видимо, в то самое время где-то в глубине души Станислава что-то порвалось, и ранку заполнила пустота. Станислав рос и рос, и рана, наполненная пустотой, становилась все больше и больше. Станислав страдал от этой раны не меньше, чем люди страдают от ран внешних — ссадин, царапин, переломов. Он не знал, чем заполнить пустоту в душе. Ему невыносимо хотелось стать гением.

И, как это часто бывает в жизни, Станислав начал наполнять пустоту души ненавистью. Он ненавидел любое проявления таланта, потому что видел в нем собственное бессилие. Он ненавидел знаменитых певцов и музыкантов, он ненавидел художников, ненавидел писателей, поэтов, обладателей премий в области физики, теоретики, химии и множества других наук. Он начал воспринимать искусство в любом его проявлении как нечто враждебное, чуждое, ненавистное. Рана в его душе расширялась, но ненависти в ней становилось еще больше.