Мираж черной пустыни

Мона совсем пала духом:

— И когда же это будет?

— Когда тебе исполнится восемнадцать.

— Но это так долго! Я просто погибну, живя так долго вдали от Кении!

— Ерунда, ты станешь приезжать домой на каникулы. И ты скоро заведешь себе друзей среди милых девочек в школе.

Мона расплакалась. Роуз подошла к ней, села рядом на кровать и сказала:

— Ну что ты, что ты, Мона! — Она обняла девочку за плечи, Моне ее рука показалась легкой, как туман. Духи матери обволакивали ее, и ей страстно захотелось почувствовать тепло ее кожи. — Послушай, крошка, — спокойно произнесла Роуз, — когда я вернусь домой, я снова примусь за гобелен. Почему бы тебе не подумать, что ты хочешь увидеть на нем? Почему бы тебе не сказать, что мне вышить на пустом месте? За десять лет я была не в состоянии придумать, что бы там изобразить. Я хочу, чтобы ты думала об этом, я полагаюсь на тебя. Как тебе эта идея?

Мона постаралась сдержать слезы и отодвинулась от матери. Все было бесполезно. Не было никакой возможности заставить ее родителей понять, какая боль пронизывает ее сердце, как мучит ее сознание того, что ее отсылают из дома. Все это определенно говорило о том, что ее никогда не любили и что они на самом деле рады избавиться от нее. «Ах, если бы я была умной или красивой, — думала она, — они бы тогда любили меня. А если бы я вдруг исчезла, то они бы поняли, как сильно скучают по мне».

— А как это — жить среди голых дикарей? — спросила Мелани Ван Ален, нахальная девчонка с короткой стрижкой и глазами, как у нашкодившей кошки.

— Они не голые, — ответила Мона, водя ложкой по тарелке.

Все трое сидели за столом в комнате, которая называлась детской и где им прислуживал один из лакеев. Нджери сидела в углу за маленьким столиком и ела в полном молчании.

— Я как-то читала, — сказала Шарлотта, — что все они каннибалы и не верят в Бога.

— Они верят в Бога, — заметила Мона.

— Да, теперь, когда из них сделали христиан.

— Ты правда играешь с ней? — спросила Мелани, указывая на негритянку, сидящую за отдельным столиком.

— Нет. Ее просто взяли со мной за компанию.

— А что, у тебя нет белых друзей?

— Есть, Гретхен Дональд. И Джеффри, и Ральф — ее братья. Они живут на коровьей ферме, которая называется Килима Симба.

Шарлотта что-то шепнула на ухо Мелани, и обе захихикали.

— Ральф очень красивый! — заявила Мона и гордо выпрямилась.

Мелани наклонилась над столом, глаза ее загорелись:

— А вы охотились на львов и тигров?

— Мой отец охотился. Но в Африке нет тигров.

— Да нет же, конечно, есть! Ты не очень хорошо знаешь свою родную страну, не так ли?

Мона зажала уши руками и закрыла глаза, представив Белладу. Она увидела золотистый солнечный свет и цветы; Артура, своего младшего брата, с постоянно поцарапанными коленками; силуэт отца на коне, закрывающий голубое небо. Она услышала приветствия толпы болельщиков на матчах поло, которые проходили на поле возле реки. Ощутила аромат жареного мяса быка, которого готовили на вертеле в канун Нового года, а затем делили между африканцами, работавшими в поместье. Мона почувствовала тепло солнца на своих обнаженных руках, красную пыль у себя под ногами, ветер с гор, играющий ее волосами. Она вспомнила вкус печенья из проса Соломона и пиво матушки Гачику из сахарного тростника. Ее мысли были похожи на калейдоскоп из английского, суахили и кикуи. Она страстно желала сидеть не здесь, у этого отвратительного стола, а в коттедже тети Грейс, скатывать бинты и затачивать иглы. Она подумала о Ральфе Дональде, храбром и стремительном брате Гретхен, который бегает быстро, как антилопа, и увлекательно рассказывает истории джунглей.

— Должна заметить, твои манеры просто ужасны.

Мона взглянула на Шарлотту.

— Я к тебе обращаюсь. Ты что, глухая? — Шарлотта обернулась к Мелани и произнесла страдальческим тоном: — И это моя кузина! Предполагается, что я должна познакомить ее с порядками в школе! Что они подумают о ней? А обо мне?

Мелани рассмеялась:

— Труди Грейстоун поспорила со мной, что твоя кузина будет в юбке из травы, с носом, насквозь проколотым большой костью.

Мона содрогнулась.

— Кения вовсе не такая.

— А тогда какая же? Ты живешь в хижине?

— У нас большой дом.

— Белладу, — сказала Шарлотта. — И что же должно означать это название?

Мона нахмурилась. Название имело что-то общее с этим домом, Белла Хилл; она знала, что они как-то связаны друг с другом. Это также было связано с тем, что этот великолепный дворец гораздо в большей степени является ее родным домом, а не Шарлотты, что ее дядя, и тетя, и кузина здесь были только гостями, домоправителями, как однажды сказала Роуз. Но все это было слишком сложно для Моны.

— Ну, хорошо, — произнесла Шарлотта со вздохом мученицы, — тебя научат хорошим манерам в академии. Они это умеют!

Мона нашла Нджери спящей на раскладушке возле своей двери, разбудила ее и прошептала:

— Вставай! Мы убегаем!

Нджери терла глаза.

— Что случилось, мемсааб Мдого? — сонно спросила она, называя ее по имени, как того требовала Роуз, которое означало «маленькая хозяйка».

— Вставай! Мы убегаем!