Грейс Тривертон оглядела переполненный стадион. Она стояла в привилегированной ложе рядом с Джеффри Дональдом и другими видными белыми бизнесменами из Найроби и вдруг поняла, что никогда ранее ей не приходилось видеть такое количество африканцев, собравшихся в одном месте. Это осознание потрясло ее и одновременно пронзило холодом до самых костей, больше, чем прохладный дождь. Впервые она по-настоящему поняла, за что именно боролись африканцы все эти годы. Грейс смотрела на черные лица, на которых была написана великая гордость, и думала о туманном, непонятном будущем, которое их всех ждало. Она знала, что в сердцах этих африканцев оставалось еще немало гнева и обиды. Смогут ли они когда-нибудь забыть и простить свое жалкое прошлое, все те унижения, которые им пришлось испытать от колонистов? Между ними и их воинственными предками пролегли всего пятьдесят лет. Вернется ли Кения к варварству и кровожадности, как только британский порядок перестанет здесь существовать? Грейс прекрасно понимала, что эти люди были опьянены своей новой властью, что они жаждали роскоши, которую, как они наивно полагали, принесет им самоуправление. Вспоминая May May, Грейс не могла не задуматься и о том, каково придется оставшимся в Кении белым в том случае, если разразится еще одна подобная война, — ведь тогда британские войска уже не встанут на их защиту.
Она посмотрела на Кеньяту, стоявшего на ораторском возвышении. Ко всеобщему изумлению, его европейская жена, на которой он женился много лет назад в Англии, прилетела в Кению, чтобы присоединиться к нему и двум его туземным женам. Этим шагом она хотела показать пример доброй воли и примирения между расами. Кеньята очень убедительно говорил о необходимости сохранять порядок и терпимо относиться друг к другу. Но сможет ли он удержать контроль над шестью миллионами плохо поддающихся управлению людей, если вдруг разразится вторая революция?
«Каким будет их будущее, которое начнется уже завтра?» — с беспокойством спрашивала себя Грейс.
После того как раздались последние аккорды национального гимна, толпа снова радостно закричала. Восьмилетняя Дебора хлопала в ладоши и смеялась. Это было даже лучше, чем Рождество! Она стояла между тетей Грейс и дядей Джеффри, дрожа от ночного холода, и смотрела на противоположную трибуну, где в другой зарезервированной ложе стоял Кристофер Матенге со своей сестрой, матерью и бабушкой.
Их взгляды встретились.
Она улыбнулась ему.
Он улыбнулся ей в ответ.
Часть восьмая
56
— Ты рада, что едешь в Калифорнию? — спросила Сара, помешивая в горшке растопленный воск.
Дебора сидела, прислонившись к стволу каштана и подтянув колени к подбородку, и листала модный журнал — специальный выпуск «Мадемуазель», посвященный студенческой моде, с последними новинками моды университетских кампусов. Она задержалась взглядом на странице, где модели демонстрировали длинные юбки и туфли на платформе, затем подняла глаза на подругу.
— Меня это пугает, Сара. Калифорния ведь так далеко, там все совершенно по-другому!
Сара склонилась над горшком, проверяя консистенцию воска. Она понюхала его, затем добавила еще один небольшой кусочек. Глядя, как он тает, она говорила:
— Не могу поверить, что ты так долго на это решалась! Если бы эту стипендию предложили мне, уж я бы не стала раздумывать и сразу же за нее ухватилась!
Снова опустив глаза на юных моделей, которые все прямо светились американской самоуверенностью, Дебора почувствовала, как страх опять заползает в ее сердце. Да разве сможет она вписаться в среду этих современных, модных девушек?
Это решение далось ей нелегко. Принять стипендию Ухуру означало провести три года вдали от Кении — вдали от всех ее друзей, от тети Грейс, от своего дома в миссии, а самое главное — вдали от Сары, которая была ей как сестра. А кроме того, сегодня домой возвращается Кристофер, четыре года проучившийся в Англии. У Деборы только и будет времени, чтобы поздороваться с ним, а затем придется снова попрощаться.
Дебора завидовала Саре. Она казалась такой уверенной в себе, прямо как эти модели в журнале. Сара всегда была очень смелой; потому, что она родилась в тюрьме, как она сама всегда говорила. Они ничего не боялась и всегда была готова принять любой вызов, который бросала ей судьба. То, что она ушла из колледжа, проучившись всего год, было абсолютно типично для Сары. Этот поступок чрезвычайно разгневал ее мать, Ваньиру. Она до такой степени рассердилась на дочь, что с тех пор они не разговаривали друг с другом. Дебора тоже была шокирована. Но подруга объяснила ей мотивы своего поступка со свойственной ей уверенностью в собственной правоте: «Эджертон больше ничего не может мне дать. У меня нет времени просиживать на этих бесполезных занятиях. Я прекрасно знаю, чего я хочу, и в Эджертоне я этого не получу Так что я собираюсь отправиться своей дорогой».