Мираж черной пустыни

— Самый последний случай, — тихо сказал он, — произошел сегодня рано утром. Ты ведь знаешь Абеля Камау, молочника из Мвейги?

Мона кивнула. Абель Камау был одним из тех африканских солдат, которые вернулись с войны с европейскими женами. Молодая семья обустроилась всего в нескольких милях от Белладу и вела тихое и спокойное существование. Они были одной из очень немногих смешанных пар в Кении, отвергнутые и презираемые и африканцами, и белыми, изгнанные из своих семей, поэтому друзей у них почти не было. Мона была с ними знакома и считала их приятными и милыми людьми. Они растили четырехлетнего сына.

— На них напали ночью, когда они мирно спали в своей постели, — сказал Джеффри, — и убили с изуверской жестокостью, нанесли несчетное количество ударов пангами. Полицейские сказали, что тела были настолько изуродованы, что их невозможно было опознать.

Мона растерянно опустилась на стул.

— О господи. А мальчик?

— Остался жив, но врачи говорят, что вряд ли он выкарабкается. Эти изуверы выкололи ему глаза.

— Но зачем?

— Они используют глаза в своей церемонии принятия клятвы. — Джеффри взял второй стул и сел за стол. — May May выбрали их своей мишенью, потому что они нарушили расовые табу. Ты ведь знаешь, что африканцы относятся к смешанным бракам так же нетерпимо, как и белые. Страшное преступление Абеля Камау состояло в том, что он, во-первых, женился на белой, а во-вторых, был лоялен к власти. Помимо отдельных представителей белого населения целью May May являются и африканцы, поддерживающие колониальное правительство.

Чайник закипел. Мона смотрела на него, но не могла сдвинуться с места.

— А в чем же состояло преступление этого несчастного ребенка? — пробормотала она.

— Его отец спал с белой женщиной.

Мона наконец заставила себя подняться из-за стола и машинально занялась приготовлением чая. Вся ее утренняя радость, вызванная возвращением Дэвида, куда-то улетучилась.

— У полиции есть предположения относительно того, кто это сделал?

— Они прекрасно знают, кто это сделал. Это Чеге, слуга Камау.

Мона резко обернулась:

— Этого не может быть! Чеге славный и добрый старик, который и мухи не обидит! Он ведь был лучшим другом отца Абеля!

— Да, и это самое чудовищное. May May начинают подбираться к своим жертвам через близких к ним людей.

— Но как, как им это удается? Чеге был по-настоящему предан Абелю и его жене!

— Любовь и преданность, Мона, ничто в сравнении с могуществом клятвы May May.

Она знала об этих клятвах, всю свою жизнь слышала эти истории. Клятва заставляла кикую во что бы то ни стало держать свое слово; это была неотъемлемая часть социальной системы племени, настолько глубоко укоренившаяся в многовековых суевериях и табу, что практически никто из кикую не мог нарушить однажды данную клятву.

— Но как они могут заставить человека дать клятву помимо его воли и затем совершить чудовищное преступление?

— Они заставляют дать клятву силой. Запугивают. Чеге наверняка похитили, увезли в лес, совершили над ним непристойный ритуал и затем отпустили.

— Но как они могли быть уверены в том, что он выполнит их приказы?

— May May могут быть абсолютно уверены в любом, кого они заставили дать клятву, Мона. Если же самой клятвы недостаточно, чтобы заставить беднягу выполнить их волю, в ход идут угрозы неминуемой расправы.

Мона поставила на поднос чайник, чашки, сахар и молоко и понесла его в гостиную. Там она обнаружила жену Джеффри, которая внимательно изучала рекламу дамских сумочек в каталоге «Сирс». Ильза сильно располнела за семь лет замужества, к тому же сейчас была беременной.

— Дорогуша! — воскликнула она, отложив каталог в сторону. — Какой ужас! Как подумаешь, что все это случилось совсем рядом с нами!

Мона только сейчас заметила, какой бледной и потрясенной выглядела Ильза, и осознала, что от фермы Камау до Килима Симба было меньше мили.

Мона задумчиво помешивала чай ложечкой. Она никогда не слышала выступлений Кеньяты, но ей доводилось читать в газете некоторые отрывки его речей. Он был лидером Кенийского Африканского Союза, могущественной и все более набирающей силу политической организации, целью которой было искоренение расовой дискриминации в Кении, борьба за то, чтобы у африканцев было больше прав на землю, образование, получение руководящих должностей, перспектива установления в Кении самоуправления. «Мы стремимся к одной цели, — говорил харизматичный Джомо, — и эта цель — мир».

Несмотря на то, что Кеньята неоднократно осуждал акты, совершаемые May May, правительство, тем не менее, решило, что именно он и возглавляемый им Кенийский Африканский Союз стояли за террористической деятельностью, и поэтому распорядилось арестовать его. «Глупое и опасное решение», — думала Мона.