Несколько событий произошло одновременно. Группа молодых людей напала на Тима Хопкинса с дубинками и ножами в тот момент, когда Дэвид Матенге был уже у самых ворот. И тут же в конце переулка появился с саблей наголо Артур Тривертон, чтобы разрезать ленточку.
Возникло некоторое замешательство. Позже никто из участников не мог объяснить властям, как Артур, заметив, что Тим упал под ударами, набросился как сумасшедший на кучку африканцев.
Дэвид Матенге выкрикнул:
— Стойте! — и заметил, как упал второй белый мальчишка.
Вырвавшись из рук тех двоих, что поддерживали его, Дэвид попытался шагнуть в сторону дерущихся и остановить их. Друзья подхватили его, он увидел, как поднялся и опустился кинжал, попытался перехватить его, но не сумел, упав на колени рядом с телом Артура. Потрясенный Дэвид увидел, что кинжал вонзился в спину мальчика. Он протянул к нему руку и вытащил его.
Крик в конце переулка заставил всех обернуться.
Белая девушка, одетая как арабская мемсааб, стояла в конце переулка с круглыми от ужаса глазами, зажав руками рот.
Все бросились врассыпную. Два человека перебрались через стену, остальные проскочили мимо Моны и растворились в толпе. Она с ужасом смотрела на двух белых мальчишек, лежащих на земле, и на Дэвида Матенге, который стоял на коленях рядом с ее братом, держа в руках окровавленный кинжал.
Их взгляды скрестились.
Дэвид Матенге и Мона Тривертон, застыв в молчании, смотрели друг на друга. Затем, внезапно придя в себя, два компаньона Дэвида подбежали и подняли его на ноги.
В глазах Моны застыла боль. Он открыл рот, но не мог говорить. Друзья потащили его в сторону. Мона осталась возле тела брата.
31
Грейс опустила скальпель и протянула руку за очередным инструментом. Она взглянула на операционную сестру.
— Ребекка! Зажим!
Женщина осмотрела столик с инструментами и удивленно воззрилась на Грейс. Затем с многочисленными извинениями передала ей тампон и вложила зажим в протянутую руку, быстро отведя глаза в сторону.
Грейс нахмурилась. Это было не похоже на Ребекку, которая никогда не была рассеянной во время операции. Она была одной из лучших операционных сестер в больнице, бдительной и преданной. Ребекка гордилась тем, что была единственной африканкой в провинции, имевшей навыки операционной сестры. Но в это утро, когда они работали при свете октябрьского солнца, Ребекка казалась совершенно невнимательной.
— Еще один тампон, пожалуйста. Я не должна просить их.
— Извините, мемсааб доктори.
— Что-то не так, Ребекка? Хочешь, я отпущу тебя?
— Нет, мемсааб доктори.
Грейс попыталась прочесть что-нибудь в глазах сестры. Большую часть ее лица закрывала белая хирургическая маска, но глаза избегали встречаться с взглядом Грейс.
Еще одной причиной, по которой Грейс выбрала среди кикую именно Ребекку для обучения на операционную медсестру, был ее ровный характер и способность сохранять спокойствие в самых сложных ситуациях. Но в это утро женщина казалась слишком возбужденной, и это всерьез озаботило Грейс.
— Шелковую нить, Ребекка, — сказала она, протягивая руку за тем, о чем не надо было прежде напоминать. Это была самая обычная операция по удалению матки. Грейс и Ребекка настолько слаженно работали вместе на множестве подобных операций, что часто по ходу дела Грейс не произносила ни слова: все и так делалось вовремя и точно.
Но теперь со все возрастающим изумлением и озабоченностью Грейс вдруг услышала, как Ребекка признается в том, что забыла подготовить нитки на подносе с инструментами.
— Должно быть, ты отложила их в сторону, — сказала Грейс, одновременно подавая знак другой сестре-негритянке. Она была простой сестрой, которая не стоит у стола со стерильным инструментом.
— Быстро принеси немного шелковых нитей, — велела ей Грейс. — А потом поспрашивай, не сможет ли кто-нибудь подменить Ребекку.
— Ребекка, — сказала Грейс, снимая белый хирургический халат и перчатки, — я хочу поговорить с тобой.
Медсестра убирала операционную, ее движения были резкими, а работа небрежной. Замены ей так и не нашлось; Ребекка должна была остаться на всю операцию, во время которой сделала слишком много ошибок.
— Ребекка! — снова окликнула ее Грейс.
— Да, мемсааб доктори, — ответила та, не обернувшись.
— У тебя что-то случилось дома? Проблемы с детьми?
У Ребекки было четверо мальчиков и три девочки, самому старшему было четырнадцать лет, а младшему один год. Муж бросил ее, когда она была беременна, и уехал в Найроби. Все годы работы в миссии Грейс, во время обучения у Грейс и при операциях Ребекке удавалось вести себя так, чтобы ее личная жизнь не мешала работе. Но сейчас Грейс подозревала, что ответственность, которую она взвалила себе на плечи, оказавшись в положении матери-одиночки, сломила ее.
Наконец Ребекка повернулась лицом к Грейс и произнесла:
— Нет, мемсааб доктори. Дома нет никаких трудностей.