— Присутствующие составляют исключение, — договорил доктор Вальтер, которого чрезвычайно забавляла странная дама. — Не беспокойтесь, на вас я не обижусь. Однако мне нужно знать подробно, в чем дело. Давно ли вы больны, и в чем выражается болезнь?
Он обратился прямо к молодой женщине, и та сделала было робкую попытку ответить, но золовка без церемонии перебила ее заявив:
— У нее что-то в легком не в порядке — в правом или левом, или в обоих, уж не знаю точно, только где-то что-то не в порядке. Говорят, будто она переутомилась, ухаживая за моим братом. Он несколько лет был болен, и у нас было два врача, но, конечно, они не помогли; врачи могут сделать все, что угодно, только не вылечить больного. Успокойся, Зельма, ты ведь слышала — доктор не обидится.
Последняя выходка все-таки немного вывела Вальтера из терпения. У него уже вертелся на языке резкий ответ, но глаза молодой женщины так умоляюще и испуганно смотрели на него, что он решил воспринимать бесцеремонную даму с некоторой долей юмора. Впрочем, та и не позволила бы остановить поток ее красноречия.
— Наш домашний врач вбил себе в голову, будто Зельме необходимо переменить климат, и хотел во что бы то ни стало отправить нас в Италию. Разумеется, я рассмеялась ему в лицо, и мы остались дома. У нас, в Мартинсфельде, здоровейший в мире климат: никогда не бывает больше шестнадцати градусов мороза зимой, а что с моря дует маленький ветерок, так об этом не стоит и разговаривать. Но Зельма стала кашлять все сильнее, и тогда нелегкая дернула меня обратиться к так называемому авторитету, к берлинскому доктору, тайному советнику Фельдеру, гостившему в то время по соседству у своих родных. Он приехал, послушал легкие Зельмы и прямо заявил: «В Каир!»
— Вот как! Вас прислал сюда Фельдер? — вставил доктор.
— Он самый! — серьезно, кивнув головой, ответила Ульрика. — Пусть наша поездка будет на совести этого великого авторитета. Я думала, что меня хватит удар, и отбояривалась и руками, и ногами, но тогда авторитет разозлился и заявил мне в лицо, что, когда люди располагают такими значительными средствами, то не может быть и речи о том, чтобы не ехать. Наш домашний врач, разумеется, изо всех сил поддакивал авторитету и в конце концов они стали мне угрожать, что сами отправят мою невестку в Каир. Ну, тут уже мне ничего больше не оставалось, как начать укладываться. Мы поехали, переплыли через Средиземное море и вот, — она сделала шаг вперед и вызывающе посмотрела на доктора, — и вот мы здесь!
— Вижу, — спокойно сказал Вальтер, — и так как вы просите моего совета, то я прежде всего должен выслушать госпожу Мальнер; тогда посмотрим, что делать. Попрошу вас сюда!
Он открыл дверь в соседнюю комнату, пропустил молодую женщину вперед и двинулся вслед за ней, но вынужден был остановиться и загородить путь ее золовке, которая в ту же минуту очутилась на пороге.
— Я с ней! — решительно заявила она.
— Извините, вы останетесь здесь, — возразил доктор еще решительнее и запер дверь перед самым ее носом.
— Все они одним миром мазаны! — с негодованием прошептала Ульрика и так резко опустилась в кресло, что последнее затрещало по всем швам.
К счастью, она ненадолго была предоставлена своим гневным мыслям, потому что слуга-араб отворил дверь и пропустил в комнату Зоннека; последний подошел к ней с приветливым поклоном.
— А, фрейлейн Мальнер! Я вижу, вы воспользовались моей рекомендацией. Где же ваша невестка?
Ульрика поздоровалась с земляком как с добрым товарищем, сильно тряхнув его руку, и указала на запертую дверь.
— Там, у доктора. Он выслушивает ее легкие, а меня просто-напросто вытолкал вон. Ваш хваленый доктор Вальтер не лучше других, несмотря на всю свою вежливость и любезность; как только с ним начинают говорить как с врачом, он становится грубияном. Все они одинаковы!
— Да, все одинаковы, — с улыбкой согласился Зоннек. — Но вы можете быть спокойны, доктор Вальтер пользуется большой известностью и считается авторитетом.
— Ах, отстаньте от меня с вашими авторитетами! — гневно крикнула Ульрика. — Довольно с меня и берлинского тайного советника. Если бы мой покойный Мартин узнал, что я шатаюсь с его вдовой по Африке, он трижды перевернулся бы в гробу!
— Должно быть, госпожа Мальнер вышла замуж очень молодой? — спросил Зоннек, садясь около разгневанной дамы.
— В семнадцать лет. Мы взяли ее в дом ребенком, бедной сиротой, потому что ее родители приходились нам дальними родственниками, а когда она подросла, мой брат вдруг вбил себе в голову женитьбу на ней. Я сначала не позволила.
— А вы, разумеется, имели решающий голос в доме, — заметил ее собеседник, почти не скрывая насмешки.
— Разумеется, Мартин ничего не делал без моего одобрения. Но он начал тосковать, потому что серьезнейшим образом влюбился в девочку, хотя у него давно уже были седые волосы. К тому же он все хворал, почти все управление имением было на моих руках, и я не могла быть еще и сиделкой. Поэтому я подумала-подумала да и решила, что, в конце концов, самое лучшее будет уступить.
— И молодая девушка согласилась?