Лондон становится своеобразной Меккой для всех патриотически настроенных креолов, которые, преодолевая многочисленные препятствия, прибывают в столицу Англии только для того, чтобы встретиться с тем, кто действительно является «полномочным представителем городов и провинций Южной Америки». Миранда создает в Лондоне подпольный патриотический центр под названием «Великая американская ложа». Другой такой центр был им создан в самой Испании, в Кадисе, и назван именем Лаутаро, арауканского вождя, в течение многих лет сражавшегося против испанцев в Чили.
Среди наиболее частых посетителей Миранды в Лондоне был молодой чилийский патриот Бернардо О'Хиггинс, сын испанского губернатора Чили, впоследствии руководитель освободительного движения в этой стране. О'Хиггинс в 1800 году направился из Лондона в Мадрид, где по поручению Миранды связался с тайной ложей «Великое американское собрание», выступавшей за независимость американских колоний. По свидетельству О’Хиггинса, в ложу входили представители Гуаякиля, Кито, Лимы и Сантьяго. Была ли эта ложа той самой «Хунтой», которая снабдила в 1797 году уже известными читателю полномочиями Миранду, историки пока что затрудняются ответить на этот вопрос.
Миранде трудно и опасно работать даже в Лондоне. Французские и испанские агенты преследуют его по пятам, следят за каждым его шагом. Миранда живет под конспиративным именем «Мартин», переписку ведет через контору Тэрнбулла, принимает десятки других предосторожностей. Но у его врагов много денег, с помощью которых они перекупают его слуг и друзей. Секретарь и доверенный человек Миранды Дюперон продался агентам Фуше и выкрал важнейшие документы из его архива. Кубинец Каро, посланный им в США и на Антильские острова, переметнулся на сторону испанцев, выдав им все то, что он знал о конспиративной деятельности каракасца. Полученные от Каро данные вызвали огромный переполох и в Мадриде, где ломают голову над тем, как покончить с этим злодеем номер один. Если нельзя обезвредить его в Лондоне, то, может быть, возможно заманить его в Испанию? Что ж, идея не плохая! Испанские власти вытаскивают на свет божий старое дело Миранды, и Королевский совет по делам Индий пересматривает его, реабилитируя по всем статьям каракасца. По поручению властей Кахигаль, бывший губернатор Кубы, сообщает об этом каракасцу и приглашает его приехать в Мадрид, где его якобы ждут всевозможные почести и выплата жалованья за многие годы. Но Миранду на такой мякине не проведешь! Он понимает, что это ловушка, и даже не отвечает на лживое послание своего бывшего покровителя.
Нет покоя и от английских агентов: вся его переписка с Гуалем и другими патриотами перехватывается и перлюстрируется ими.
Наконец, экономическое положение Миранды, как всегда, бедственное. Доходов у него никаких, а расходы огромные. В течение ряда лет его содержит Тэрнбулл, который твердо верит в звезду Миранды. Но, выдав ему около двух тысяч фунтов стерлингов, Тэрнбулл заявляет, что больше не в состоянии оказывать ему помощь. Приходится взять за горло Питта. Миранда сообщает ему, что если английское правительство не намерено поддерживать испано-американских патриотов, то пусть ему разрешат вернуться в Испанию, которая его полностью реабилитировала. Из Испании он, Миранда, намерен проследовать в Венесуэлу, где его ждет богатое наследство.
Разумеется, это явный блеф, но что остается делать «полномочному представителю городов и провинций Южной Америки»! Питт идет на уступки: английское правительство устанавливает Миранде пособие в 300 фунтов стерлингов в год. Эта ничтожная сумма достаточна только для того, чтобы не умереть с голоду. Вот какой дешевой ценой Англия намерена удержать Миранду, одно имя которого вызывает суеверный страх в Мадриде.
Да, Англия была бы не прочь освободить Испанию от ее колониального бремени и занять ее место в Южной Америке. Новые заморские рынки принесли бы огромные барыши английским фабрикантам, купцам и банкирам. Но английские министры опасаются, что освобождение испанских колоний, даже если оно осуществится при поддержке легитимистской Англии, все равно будет победой французской революции. Если колонии добьются независимости, то они, естественно, выступят против феодальной и монархической Европы, стражем которой провозгласила себя Англия. Об этом откровенно говорили члены английского кабинета. Военный министр Уиндхем в октябре 1799 года писал членам английского кабинета, что он относится с «недоверием к проектам генерала М.», ибо испытывает «отвращение к революции». Столь же категорически высказывался и министр иностранных дел Гренвиль. «По моему глубокому убеждению, — отмечал он в одной из своих докладных записок, — нам не следует иметь никакого отношения к проектам генерала Миранды… На распространение революции в Южной Америке можно было бы решиться лишь в том случае, если бы существовала полная уверенность в том, что применение подобных средств приведет к чему-либо хорошему», то есть к укреплению позиций европейской реакции, вдохновляемой Англией.