Его пальцы, сложенные щепотью, мягко прикоснулись к её лбу. Присутствие священника она восприняла как знак свыше — ведь не случайно же он оказался именно здесь и сейчас. Он сказал: делай то, что должно. Легко вымолвить, но трудно выполнить. Её заколотило от того, что ещё предстояло осознать в полной мере.
«Только бы Сергея не было дома! Господи, сделай так, чтобы он ушёл на…» — твердила она про себя, опуская окончание фразы, потому что слово «работа» теперь не подходило, а про другое его занятие думалось с ужасом.
Вставляя ключ в замок, она едва попала в замочную скважину, проигрывая в уме, как себя вести, если муж окажется дома. В прихожей её взгляд натолкнулся на записку, воткнутую в оправу зеркала: «Мариша, ушёл по делам. Люблю. Целую».
По делам, значит! Интересно по каким? Убивать? Грабить? Сбывать ворованное? Нахлынувшая ярость придала энергии. Не раздеваясь, чтобы не терять времени, Марина закрыла дверь на цепочку и закусила губу.
С чего начать обыск? Она присела на корточки и тщательно обследовала обувь и пол. Дальше ванная комната. Тоже пол, тумбочка, пространство под ванной. Пальто мешало, и она сбросила его в пустую ванную. Не прибранные волосы падали на лоб, и каждый раз, когда она продвигалась вперёд, дрожащие руки зависали в воздухе в такт бешеному стуку сердца. Тайников оказалось три: один в волшебном фонаре для просмотра туманных картинок. Сергей говорил, что в фонаре сломана оптика и он хранит его как память. Второй тайник располагался под половицами паркета, на котором стояла ёлка, и третий в бачке ватерклозета, откуда после революции исчезла водопроводная вода.
Это походило на кошмарный сон, от которого непременно надо было очнуться. Марина смотрела на груду золотых украшений посреди обеденного стола и думала, что сейчас или сойдёт с ума, или умрёт на месте от разрыва сердца. Но ни того, ни другого не случилось, только тошнота подступила к горлу и постоянно кружилась голова. Обмирая от дурноты, она сгребла драгоценности в саквояж. «Делай что должно, и будь что будет», — сказал батюшка, и его напутствие держало её на плаву, не давая лечь на пол и помереть. Пальто и платок Марина надевала уже осмысленно. Застегнулась на все пуговицы, не забыла отыскать в ящике варежки взамен утерянной муфты и вышла на улицу. До Комендатуры революционной охраны надлежало пройти три улицы. Больше всего она боялась встретиться с мужем, каждый раз шарахаясь в сторону при виде молодых мужчин в длинном тёмном пальто.
Сказать по правде, Марина была готова к расстрелу как пособница бандита. Часовой на входе Комендатуры революционной охраны критически осмотрел её с ног до головы, идентифицировав как гражданку, потому что она не походила на товарища или пролетарку. Его выдолбленное ветром лицо со впалыми щеками было серым от недоедания.
— Вам что, гражданка?
— Я хочу заявить о преступлении. Вот, — она приоткрыла саквояж, тускло блеснувший золотом.
От удивления часовой издал звук, похожий на клёкот ястреба:
— С этаким, гражданочка, вам надо к самому товарищу Густову. — Он повернулся к солдату, проходившему по коридору, возводя её в ранг товарищей. — Краснов, проводи товарища до Петра Захаровича. Да без проволoчек. Дело срочное.
Длинным коридором с затёртой сапогами ковровой дорожкой Марину повели на второй этаж к двери, около которой скопились несколько человек. Прокуренное помещение плавилось в клубах махорочного дыма. У нескольких людей из очереди алели красные банты в петлицах. Здесь же на изящном дамском столике стояла пишущая машинка, где одним пальцем колотила по клавишам мужеподобная женщина с папиросой в углу рта. Видя решимость провожатого зайти в кабинет, посетители попробовали поднять бунт, но Краснов резко пресёк их коротким выкриком:
— Посторонитесь, товарищи! Дело особой коммунистической важности!
Судя по обширному столу под сукном и массивному чернильному прибору из яркозелёного малахита, прежний хозяин кабинета занимал высокую должность. Бронзовая дева около книжного шкафа одной рукой вздымала факел с вмонтированной электрической лампочкой, а другой стыдливо прикрывала грудь.
Марина ожидала увидеть какого-нибудь могучего революционера с пышными усами и револьвером или матроса, опутанного пулемётными лентами, но за столом сидел пожилой дядечка с лысиной и спокойным добрым взглядом.
— Вот, товарищ Густов, к вам направили гражданку, — отрапортовал Краснов, слегка подтолкнув Марину вперёд. — Говорят, срочно.
Кивком головы отпустив сопровождающего, начальник комендатуры рукой показал на стул у стола:
— Присаживайтесь. Что у вас за дело?
— Вот. — Марина поставила саквояж на стол и распахнула набитое золотом нутро.
— Так, так, так… — товарищ Краснов включил настольную лампу (удивительно, но в комендатуре было электричество) и зачерпнул пятернёй драгоценности, — так, так, так. — Он с прищуром посмотрел на Марину. — Ну, объясняйте, откуда сие богатство.