Если Россия вела борьбу «за сердца и души» славян Османской империи, то Порта — за лояльность мусульманских подданных царя. Автор обширной монографии «Политизация ислама» К. Карпат не случайно дал главе «Формирование современной нации» подзаголовок «Тюркизм и панисламизм в России и Османской империи». Процессы, происходившие среди мусульман двух империй, были действительно тесно связаны. Среди основоположников пантюркизма и панисламизма выходцев из России по крайней мере не меньше, чем выходцев из османских владений. При этом из-за многочисленного арабского населения империи пантюркизм долго оставался для Стамбула скорее удобным экспортным товаром, чем продуктом для внутреннего употребления.
Российский панславизм был адресован габсбургским славянам не менее, чем османским. Чехи и словаки, не говоря уже о галицийских русинах, были весьма восприимчивы к этой пропаганде. Но нередко в среде австрийских славян панславизм претерпевал весьма существенные изменения, в том числе превращаясь в австрославизм, который предполагал лояльность Габсбургам. В своей неославистской версии панславизм получил в начале XX в. отклик даже в среде поляков, которые до этого выдвигали собственные версии панславизма, исключавшие «москалей» или во всяком случае отводившие лидирующую роль в славянском мире не Москве, а полякам.
Другим вызовом для Габсбургов, после того как они в 1848–1849 гг. (и окончательно после поражения от Пруссии в 1866 г.) проиграли борьбу за лидирующую роль в объединении Германии, стал пангерманизм. Пангерманизм ставил под вопрос лояльность австрийских немцев династии Габсбургов. В 1867 г. австрийский премьер Фридрих Фердинанд фон Бойст утверждал, что если дать славянам тот же статус, который должны были получить по конституционному соглашению венгры, австрийские немцы превратятся в слабое меньшинство и станут ориентироваться на Пруссию. Таким образом, австро-венгерский дуализм был отчасти следствием объединения Германии под властью Пруссии, а отчасти — следствием страха перед панславизмом.
Но пангерманизм был вызовом и для Романовых. Объединение Германии не только подтолкнуло русских националистов, а затем и власти к идее, что необходимо ускорить консолидацию восточных славян Российской империи в единую нацию. Пангерманизм, как ожидалось, должен был в обозримом будущем заявить права на остзейские губернии как часть немецкой национальной территории. С этого времени под вопросом оказалась лояльность Романовым всех немецких подданных империи, будь то немецкие дворяне Прибалтики, которые с XVIII в. играли столь важную роль в управлении империей, или немецкие колонисты, сотни тысяч которых заселяли к тому времени стратегически важные районы империи, в том числе западные и южные ее окраины. Первые ограничения на приобретение земли в западных губерниях иностранными подданными были приняты в 1887 г., а в 1892 г. закон уже ограничил права российских граждан «немецкого происхождения» приобретать земли в Юго-Западном крае. Дж. Армстронг был прав, когда написал, что создание второго Рейха стало началом конца многомиллионной немецкой диаспоры во всей Восточной Европе и прежде всего в Российской империи.
Можно сказать, что Германия также «научила» Россию пользоваться институтом гражданства/подданства для регулирования трудовой миграции. В 1870 г. немецкие власти стали высылать в Российскую империю тех ее подданных, в основном поляков и евреев, которые пытались найти работу в Германии и пустить там корни. Впоследствии Германия, под давлением юнкеров, нуждавшихся в рабочей силе, модифицировала законы так, чтобы рабочие из России могли приезжать только на сезон полевых работ, а затем возвращались в Российскую империю. Уже вскоре Россия применяла схожие правила на своих восточных границах для регулирования трудовых миграций китайцев и корейцев.
Вне пределов обсуждаемой макросистемы континентальных империй существовал целый ряд других, менее известных панидеологий, сочетавших имперские и национальные мотивы. «Иберизм» был более популярен в Испании и утверждал взгляд на Португалию как на неотъемлемую часть Испании, а присоединение Португалии к Испании в 1580 г. трактовал как победу в многовековой борьбе за единство полуострова. «Иберизм» находил отклик и среди части португальцев, которым была близка идея об общем духе иберийских народов, об объединенной борьбе с мусульманами в ходе Реконкисты.
«Скандинавизм» опирался на идею общности нордической семьи народов, истории которых были связаны в течение многих веков. Имперская составляющая этой общей истории была очень важной. Датчане в течение веков правили Исландией и Норвегией, шведы — Финляндией и Норвегией. Скандинавизм подчеркивал близость языков, трактуя различия между северными народами в большей мере как региональные, а не национальные, что открывало возможность представлять пространство Скандинавии как пространство для строительства имперской нации.