Мужчина заметно менялся на глазах. Это не так замечали Владислав и Анна, в отличие от Василия, который испуганно смотрел на брата и хотел что-то сказать, но ждал его первого слово.
– Я всё равно не могу понять, – наконец произнёс Пенкин старший. – Ощущение такое, будто бы это не я, – волнение чувствовалось в каждом его слове. – Ну, как будто, – задумчиво. – Как будто я проснулся, знаете… – вздыхая, он сделал небольшую паузу. – Такое ощущение,… – вновь вздыхая, – …как будто, как бы это сказать… Э… Ну я не знаю, – хватаясь за голову.
– Будто это не твоё воспоминание, – сказал Владиславович.
– Именно, – приподнялся Дмитрий! – Вы знаете, я теперь припоминаю своего коллегу – профессора Рауша. Я помню Бернарда перед смертью. Его странная одержимость экспериментом, он жил им все эти годы. В конце, почти перед своей смертью, он окончательно сошел с ума. Нарушил все протоколы безопасности. Я сейчас постепенно вспоминаю и другие детали. О! – вздыхая. – Спасибо тебе… Как там тебя?
– Владислав.
– Спа.., – попытался произнести Алексеевич но, резко изменившись в лице, оборвал фразу. – Я ещё кое-что вспомнил! – голос его вновь стал дрожать. – О Боже!
– Дима, что? – встревожился брат.
– Оно, оно гипнотизировало меня. Я чувствовал это. Я припоминаю, что чувствовал себя стоящим среди этих людей. Их мысли, эмоции, страхи, и воспоминания, – профессор принялся учащённо дышать. – Боже, я на мгновенье увидел страшные картины, – уже дрожащим голосом.
– Что это было? – взволнованно спросил брат.
– Я внезапно увидел, как своими собственными руками душу женщину и, спустя штаны, насилую её. При этом очень грубо держу её за шею, и когтями впиваюсь в неё, – глаза Пенкина старшего стали мокрыми. – Она задыхалась. Внезапно я увидел молодого человека, которого столкнул с крыши дома. Я смотрел на него, вроде в тот момент я стоял на крыше. Парень лежал на асфальте. Потом ещё одно убийство с применением молотка. Я какой-то девочке выбивал им зубы, а после прошёлся по всему лицу. Помню, как брызнула кровь с кусками мозга. Я почувствовал тёплую влажную массу на своем лице и губах. Я помню вкус железа, видимо это была кровь, и она была с каким-то солёным привкусом, видимо это были фрагмента её мозга.
– Господи! – сморщилась Анна.
– И всё это было сделано моими руками, – он начал плакать. – Ещё одно изнасилование и вновь ещё одна жертва. И снова и снова. Женщины и мужчины. Девушки и парни. А во рту я всё время чувствовал вкус всё той же крови с чем-то вязким, – и он закашлял. – Господи я видел их воспоминания. Какие же они твари! – по лицу текли слезы. – Бернард был прав. А я слишком сильно их жалел. Мне стало страшно, отвратительно и не по себе. Я не помню когда, но я смог нажать на кнопку самоуничтожения.
– Но потом всё закончилось? – подошёл брат и обнял Дмитрия.
– Да, – вытирая слезы. – Я пришел в себя в луже собственной рвоты.
Черевко продолжала морщиться.
– Вероятней всего, что некоторые картины я не запомнил в своей голове, может это и к лучшему. Наверно, они были настолько отвратительными, что меня вырвало. Эти люди были насильниками и убийцами, чёрт знает, что они вытворяли на самом деле. Бернард считал, что такие люди обществу не нужны. И теперь я его начинаю понимать. Жаль только тех четырех журналистов.
– Так, они все сгорели? – поинтересовался Яцек.
– Ну, – на выдохе. – Бернард сгорел, точнее его голова. Те двадцать пять человек вообще, мало что от них осталось. А военные, что вбежали в наш отсек… – вновь на выдохе. – Выдели бы вы их лица. Агония – так это можно описать. Когда я нажал на кнопку, я помню, что они начали кричать.
– А как же ты выжил?
– Зрительно-слухового контакта у меня не было с результатом эксперимента. Следовательно, контакт не был, или он был минимален. Вот почему мы закрывали створки и вывели всех учёных с нижнего отсека. Стенки ангара имеют большое утолщение, но какие материалы входят в состав стен, я не знаю. В теории они должны были дать ограничение тому, что мы пытались создать. И для контроля нужны были люди внутри. „Минимум учёных“ – так это было написано в протоколе проведения эксперимента. Если бы и я посмотрел на них тогда, то меня бы уже тут не было, – вздыхая. – Боже, я всё больше и больше стал вспоминать деталей, – улыбался учёный. – Рауш так сильно был одержим экспериментом, что на гране риска открыл створки. Мы не могли увидеть результат эксперимента, нам вырубили свет. А он очень хотел узнать о результате. Очень! Но, увидев результат своего творения, стал его частью. Мы до конца ещё не понимаем, как всё это работает. У нас, по большей части, есть только теоретическая база, а вот опыта в практике ещё не было. Предыдущие попытки ничего не давали. Поначалу, мы вроде всё делали верно, но очевидно количество подопытных, было мало для создания коллективного разума. Или мы просто делали что-то не так. Подобрать идеальное число подопытных требовало времени, проб и, конечно же, ошибок, – и Дмитрий встал на ноги. – Вася, я открою окно? Как-то душно, – оттягивая воротник рубашки.
– Да, конечно.