Мир в подарок

Она поняла свое одиночество в ставшем вдруг очень страшным и невозможным для жизни мире, когда стрела напилась крови вьючного верблюда, которого она пыталась успокоить и увести из внезапно вспыхнувшего боя. Огромный старый вожак, которого она знала все годы в караване и очень любила, затих, в опустевшем теле не осталось и капли жизни. И ей стало жутко. Потому что над долиной, вырастая из черных песков пройденной уже пустыни, воздвиглась сама Смерть и высматривала–ощупывала слепым всевидящим взором иного мира тех, кого поведет сегодня по безвозвратной тропе. Колючее внимание поочередно охватывало людей – одного за другим – тех, кого знала и любила Миратэйя. Всех до единого. В яви это не заняло и пары секунд времени, а для арагни прошла целая жизнь. Прошла и почти закончилась, ведь познавший внимание этого взгляда обречен. Уже скоро, пора собираться, ведь Смерть – их новый дабби. Вот только идти с ее караваном этим людям слишком рано, так не должно быть!

Кажется, она кричала. Она очень хотела, чтобы караван жил. В явь ее вырвали руки Амира, бережно и безнадежно старающиеся спасти, укрыть, защитить…

И тут на противоположном склоне холма, на кромке пирога закатного солнышка, уже почти укатившегося за горизонт и остывшего, появилось нечто необычное, настолько удивительное, что она перестала замечать людей вокруг и даже сам бой.

Он был подобен ночи – тих, спокоен и холоден. Он не спешил и не делал глупостей, не испытывал свойственных людям гнева или смятения. Просто смотрел, но Смерть усмехнулась, как старому знакомцу, потеряв интерес к каравану и обратив внимание на тех, других, прежде ею не замеченных: что пришли с оружием и напали. Видимо, Он не впервые отсылал к ней загулявшихся молодцев. Мира охнула и еще пристальнее всмотрелась , удивленно улыбаясь. Конь человека–ночи был – жаркий и яростный полдень, стремительный сухой вихрь, наполненный светом решительности, веселой яростью и жаждой действия.

Покой всадника и неукротимая жажда движения его скакуна некоторое время не находили равновесия, дающего верное решение. Но затем они слились в единое целое и покатились вниз. Все ближе к кипящему в низине бою, отсылая к черной дабби разбойников и сохраняя за людьми Амира право идти дальше с прежним караванщиком.

Руки названого отца давно выдернули ее из путаницы конских ног и бережно передали иным, таким же добрым и заботливым, знакомым и живым, уносящим в более спокойное место, желая спасти и укрыть. А Мира все смотрела своим непонятным прочим чутьем – и улыбалась. Потому что впервые она была совершенно уверена: Его одежда–внешность и душа одинаково хороши, и Его видят сильным и красивым и зрячие тоже. Правда, они полагают, что перед ними человек. А она – не согласна. Он слишком легко и уверенно оплатил счета каравана перед смертью – такое не дано людям.

Он оказался драконом. И не чужим и опасным, из глупых сказок, а своим, настоящим и понятным, ведь Он спас их всех.

А еще Он был первым с того памятного дня в ненавистном селении, кто сумел разговаривать с ее душой без помощи слов. И ответил на многие вопросы, до того не имевшие ответа. Мира так поверила в своего дракона, что приняла его видение окружающего мира и даже себя самой. И осознала, что если ее дракон живет в яви, то надо и ей повнимательнее относиться к окружающему, бросить свои долгие прогулки во снах, где видится далекое и теряется в дымке близкое и простое. («А то счастье свое упустишь», – припомнила и даже почти расслышала она слова Того, тоже без сомнения дракона, из давнего детского сна.)

Пока Тоэль был рядом, она торопливо училась понимать по–новому пространство вокруг. Бескрайность степи, малость и медлительность ползущего через нее вьющейся змеей каравана, себя в нем, совсем крошечную. Время тоже перестало прыгать и путаться. Потому что маленькая арагни уверенно считала: Тоэль и есть ее удача, до сих пор незримо стоявшая за плечом. Обретшая плоть и силу, когда без них спасение стало невозможно. И – вот радость – теперь Он точно приходил не во сне! Жаль, ушел слишком скоро, хоть и оставил ей надежду на новую встречу, а еще подарил замечательного жеребенка. Друга, нуждающегося в защите и помощи. Опекуна, способного рассказать об окружающем мире, расправиться с обидчиком или пригласить погулять и поиграть.

Со дня встречи с Тоэлем Миратэйя стала серьезно размышлять о том, что ее одежда–внешность не должна выглядеть бедно и мешать видеть душу. В конце концов, это неправильно! Вот сестренка Джами давно твердила – причешись, не пугай людей, займись собой… Тому же Тоэлю вряд ли приятно смотреть на чучело, в которое она себя превратила. Он слишком недолго бывает рядом, чтобы успеть приглядеться, как Лада или Захра. Да и почему он должен всматриваться, чтобы найти ее хотя бы интересной? А может, даже красивой.