Старший сидел, все еще с трудом принимая окружающее за явь. А их мама сияла и смеялась, рассказывая блудному сыну о счастье, обрушившемся на род.
— Я сперва сильно плакала, молодая была, глупая. Потом сказала: мой мальчик жив.
С месяц прошло, как ты пропал, когда в старый колодец стала вода приходить.
Сперва немного, только сырость по стенкам. Потом больше. К весне нам удавалось каждый день досыта поить детей. Все знали, ты этот колодец углублял, надеялся оживить родник. Так я и решила, раз вода есть, ты вернешься. Осенью нам хватало уже на всех. Я младшего родила, назвала Никари, а все одно, как звать начну — Най и Най. Старейшины хотели воду соседям продавать, я запретила. Пришла прямо на совет и сказала — сына колодец, вода для всех, продавать не позволю. Высохнет, если хоть каплю на деньги разменяете. Испугались, старые бараны! Переупрямила я их. И еще нас больше никто не находит, будто не видят этого места дурные люди. А хорошие прибиваются, обживают склоны. Лет пять, как к нам перебрались илла из вымирающего рода. Славные люди, у меня семья живет, как отец ушел к предкам. Дом подновили. Это их верблюды на горке, — она снова рассмеялась. — А пол-луны назад степь в рост пошла. Трава песок крепит. Вот я и решила, ты скоро домой вернешься.
Женщина сноровисто хлопотала по дому, собирая на стол. В пустыне стол — огромная роскошь. В этом доме он был, довольно большой, ловко набранный из мелких склеенных дощечек, на низких ножках. Сидели вокруг на добротных коврах, не облезлых и чистых. Наири заворожено следил за мамой, все еще не веря в произошедшее. Выходит, не зря он умирал, засыпанный песком в старом колодце своих снов. Не такая уж и страшная цена за невозможное чудо. Сидеть дома и смотреть на маму, почти не изменившуюся за прошедшие годы. Только волосы посветлели. В его памяти остались голод и каждодневная жажда. Теперь воды хватает даже умываться. Риан говорил, что мир вокруг снави меняется к лучшему.
Вот и случайности стали так интересно подбираться одна к одной. Най улыбнулся и тихо спросил:
— Ма, а брусы у вас не гостят? У меня есть хороший друг, его мама родом из Серебряных ив. Говорил, там жизни не оставалось почти.
— Слышали про их беды, — кивнула хозяйка. — Мир, говорят, тесен, но уж не настолько. К нам не заходили. Бродят слухи, подались на север, к Тучегону. Хотя там надежды нет.
Продолжить она не успела. В комнату с поклоном вошел пожилой мужчина, следом — две гибкие девчушки. Хозяйка степенно села рядом с сыновьями, уступив заботы младшим. Она светилась радостью и гордостью. Мужчина расположился напротив. Он был илла, невысокий и легкий, с широким лицом, короткой полуседой бородкой, чуть раскосо поставленными темными глазами. И прищур знакомый, цепкий. Таков, наверное, станет Дари к старости. Глава рода.
— Вот, почтенный Мойри, сын вернулся. Только Вы и не считали меня вконец сумасшедшей, а другие не верили. Молчали, но я же знаю.
— Нежданная радость велика, но такая долгожданная ценна вдвойне, добрая госпожа Ринай. Если кто и заслужил ее, то это Вы. Возможно ли узнать, как сложился путь достойного Наири?
— Он был длинным, господин, — поклонился Най, пряча улыбку. Отвык он от важных степенных бесед со стариками степи. — О плохом говорить не буду, прошло и осталось позади. Я получил свободу недавно и сразу направился домой. Правда, я не надеялся здесь застать родных людей.
— Давно ли Вы вступили в степь и как миновали отряды стражей нечестивого Карна?
— Мы двигались очень быстро. Восьмой день пути еще не закончен. Конечно, я не беру в расчет болота и горы.
— Невозможно, — илла утратил хладнокровие. — Если путь оказался столь краток, я даже не спрошу, как удалось не загнать коней. Но разъезды Карна? Но дорога, по ней все еще движутся караваны нашего позора? Их не обойти.
— Я шел через болота, мимо печати зла. Мы оставались в седле от заката до рассвета и даже днем.
— Мимо печати, где я не был сам, но говорил с нашими охотниками, посланными осмотреть дальние окрестности, пройти человеку нельзя. Даже ввиду водяного столба, падающего без звука, людей и коней охватывает ужас. Там нельзя дышать.
— Все так, почтенный. Но с некоторых пор я не совсем обычный человек.
Най сложил руки лодочкой, словно черпая воду, бережно поднял, вытягивая перед собой и резко открыл ладони вниз. В короткую эту минуту за окном нахмурилось небо, и по сухой крыше простучали первые за бессчетные годы засухи тяжелые капли грозового дождя. Серебряные глаза сухо блеснули, и за окном ответно полыхнул отсвет, хлестко ударил никем, кроме Наири, в жизни не слыханный гром. Розовые с золотом струи, подсвеченные восходом, соединили небо и землю. В комнате запахло незнакомой сырой свежестью. Ринай гордо кивнула, довольная своей правотой. Если кто и знал, что у самого упрямого ребенка в селе есть очень странный дар, то, это конечно, она. Мальчик вырос и вернулся не с пустыми руками.