На закате третьего дня впереди встала стена густого смертного мрака, и Наири принял к югу, обходя древнюю печать первого Адепта. Спускаться по козьим тропам с двумя конями оказалось непросто, но тут уже чуялся степной горячий ветер, он пел в ухо о свободе, просторе и солнце.
Пятый полдень араг встретил в узкой долинке у подножия кряжа, плотно укутанной диким терном и шиповником. Жуткого беззвучного падения узкого водяного клинка в спеченный желоб окаянных отсюда видно не было. Наири устроил привал на рассвете и основательно выспался, пока кони объедали лопушистую зелень у крохотного родничка. Их хозяин, с хрустом потягиваясь, согнал дрему и достал меч. Он не работал с оружием уже два дня и был собой недоволен, потому гонял теперь обленившееся со сна тело до седьмого пота.
Рубаху, подарок Иртэ, снял заранее и разложил в сторонке. Приятно иметь собственные вещи, теплые, добрыми руками подаренные. Карис невесть когда сплела тетивы для лука. Рыжая семейка старосты обеспечила удобными мягкими сапогами, штанами тонкой кожи и широким поясом. Дари подобрал седла, незнакомые молодые парни принесли добротные уздечки, отделанные шитым узором и нарядными медными бляшками. Красивая дородная женщина, кажется, Милая, отдала отличный теплый плащ. Митэ насобирала травок для мерзкого пойла, которое все, увы, считали очень полезным. Только Тин ему ничего не подарила. Правда, у нее самой вещей-то нет. Даже обуви. Сандалии зеленоглазая отдала Карис, посетовав на их скользкий характер. И угодила, подошли для танца.
А вот Риан вручил меч, равных которому и представить невозможно. Будто не людьми созданный, и в то же время словно под его руку выкованный. Живой. Най поймал солнечный блик на крестовину и согнал его по лезвию. Хватит на сегодня.
Вымывшись и напившись, он позволил себе, наконец, поздний обед из кисловатого терна и почти сухого спелого шиповника. Телом и чутьем он знал, что сыт, но крепкие зубы по-прежнему помнили и предпочитали жареное мясо. Ну, чего нет – того и нет. В степи еще спасибо своему дару скажешь, утешался он, там с разносолами туго. Отсюда предстояло двигаться ночами, прячась от патрульных отрядов Карна, стерегущих воду и границу.
На закате отдохнувшие кони были заседланы.
Араг сразу взвинтил темп, вызывая законное негодование ленивых агрисских коньков, привыкших к сладкой сельской жизни. Ничего, уже отвыкают. Жир с боков в безводье плавится, как свечной воск. Впереди чуялись сторожевые разъезды Карна, патрулирующие подходы к долине печати. Под копытами темно-гнедого Ужа к утру звонко зазвенела сухая степь. Трава на глазах теряла сочность и становилась все ниже, суше и реже. Чутье вело в коридоры между отрядами, заменяя разведку и сохраняя время. Зато необходимость затирать следы все более ощутимо давила на череп изнутри.
У Тин от использования дара всего лишь похмелье, завистливо вздохнул Най, который к полудню едва держался в седле. Голову буквально рвало на части, глаза уже вылезли из орбит и теперь, кажется, висели на ниточках, пребольно качались. Мир слоился, дробился на бессвязные фрагменты. Но зону пограничья надо проехать как можно скорее, здесь слишком опасно. Когда сознание во второй раз удалилось на отдых, он вынуждено позволил себе привал. По счастью, недалеко нашлась подходящая лощинка. Полуденный зной араг переждал на самом дальнем от гор, наверное, сочном зеленом лугу, побаловав напоследок коней. Сон накрыл измотанный разум горным обвалом.
Пробуждение наполнило тело болью, словно обвал случился наяву. Более или менее проснувшись, Най осознал, что солнце едва начало спуск к горному кряжу, а еще, что боль – не его, чужая. Далеко, в десятке верст от лощинки, умирал человек. Еще не до конца выбравшись из сна, араг четко видел удаляющийся сторожевой отряд и изломанное побоями тело пленника, оставленного недобитым. Они называли это – «дар солнцу». Най зло сплюнул и принялся седлать Ужа, толком не отдохнувшего и голодного, но послушно подставляющего спину. Гнедой наловчился понимать настроение хозяина и знал – сейчас точно не время для капризов.
Закат едва успел сменить тона в рисунке пиков Змеиного кряжа, когда прямой, как полет стрелы, путь привел Наири к месту недавней драмы. Юноша лежал на спине, с широко раскинутыми руками, привязанный веревками ко вбитым кольям. Ноги были неестественно вывернуты, кожу под драной одеждой пятнали синяки и кровоподтеки, разбитое лицо покрыто сплошь кровяной коростой.