Мир, в котором тебя нет

Глава 5 СПОКОЙНАЯ ТЮРЬМА

Каземат, куда отвели Граиса шалеи, располагался в полуподвале того же здания.

Спустившись по крутой каменной лестнице, арестованный и конвоиры оказались в узком сводчатом проходе, освещенном тусклыми светильниками.

Глухо стукнул откинутый в сторону тяжелый кованый засов.

Шалей, тот, который давал показания при судебном исполнителе, приоткрыл низкую дверь и, приложив ладонь к спине Граиса, несильно подтолкнул его вперед.

— Эта камера как раз для тебя, — негромко произнес он при этом. — Спокойная…

Обернувшись через плечо, Граис бросил быстрый взгляд на своего конвоира. Загорелое лицо шалея оставалось спокойным и невыразительным, словно отлитое из темной бронзы. И все же Граис почувствовал, что охранник не испытывает по отношению к нему ни злобы, ни ненависти. Скорее наоборот — шалею было немного жаль странного чудака, пытающегося открыто отстаивать свои взгляды.

— Спасибо, — так же тихо ответил шалею Граис. — Поднебесный знает обо всем, что делают люди. И ни один добрый поступок, так же как и злой, в конечном итоге не останется без воздаяния.

— И вот еще что… — шалей неожиданно прихлопнул дверь камеры ногой.

Бросив быстрый взгляд на своего напарника, он протянул Граису большую кожаную флягу, висевшую у него на поясе.

— Пей, — короткое слово, произнесенное шалеем, было похоже на приказ.

Граис поднес горлышко фляги к губам и осторожно сделал маленький глоток. Во фляге была обычная вода, теплая, но ксеносу она показалась необыкновенно вкусной. Сделав несколько глотков, Граис протянул флягу ее владельцу.

— Пей больше, — оттолкнул руку Граиса шалей.

Ксенос удивленно взглянул на охранника. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.

Второй шалей молча стоял чуть в стороне, словно и не замечая того, что происходило между его напарником и арестантом.

Не видя никакого смысла в том, что приказывал ему сделать шалей, Граис тем не менее не стал спорить. Он снова поднес горлышко фляги к губам и выпил столько, сколько смог, — почти половину.

— Спасибо, — снова поблагодарил он охранника, хотя и не понимал, за что, собственно, его удостоили такой привилегии.

Шалей молча принял флягу из руки Граиса, прицепил ее к поясу и снова открыл дверь.

Едва только Граис, пригнув голову, переступил порог, за его спиной стукнула захлопнувшаяся дверь и лязгнул засов, загнанный в пазы сильной рукой шалея.

В камере царили невообразимая жара и духота, приправленная густым смрадом давно не мытых человеческих тел и испарениями нечистот. В первое мгновение Граис ничего не увидел. По сравнению с полумраком коридора, освещенного тусклыми огнями светильников, в камере, казалось, царила непроглядная мгла. Впечатление это еще более усиливала узкая полоска солнечного света, пробивавшаяся сквозь щель, прорезанную под самым потолком, и не освещавшая ничего, кроме ряда серых, покрытых пятнами не то копоти, не то плесени камней. Однако Граис ощущал присутствие в камере живых людей.

В подтверждение этого из темноты, откуда-то слева, послышался шелест и негромкое похрустывание.

— Пополнение прибыло, — услышал Граис густой, чуть хрипловатый бас.

Граис повернулся на звуки голоса. Глаза его, уже почти привыкшие к темноте, различили охапку сырой, свалявшейся соломы, на которой, привалившись спиной к стене, сидел человек. Если и рост его соответствовал ширине плеч, то в камере с низким, нависающим потолком он, наверное, вынужден был стоять, пригнув голову.

Окинув взглядом всю камеру, Граис насчитал в ней еще трех человек.

— Да прибудет с вами милость Поднебесного, добрые люди, — обращаясь одновременно ко всем, произнес Граис.

— И тебе того же, — усмехнувшись, ответил ему широкоплечий. — Давно уже никто не обращался ко мне столь уважительно.

— Каждый человек достоин доверия и уважения до тех пор, пока не докажет обратного, — ответил Граис.

Он по-прежнему стоял спиной к двери, не двигаясь с Места, готовый в любую секунду отразить внезапное нападение. Он не знал, что за люди находились в одной с ним камере, а поэтому, несмотря на слова шалея, утверждавшего, что камера эта спокойная, был настроен на ожидание самого худшего.

— Судя по словам — так ученый, — подал голос невысокий, худой как жердь человек, лежавший на соломе по левую руку от широкоплечего. Когда он чуть приподнялся, Граис обратил внимание, что лицо его, с маленькой, невыраженной нижней челюстью, было сильно заужено книзу, что делало всю его голову похожей на грушу. — Из храма — не меньше.

— Да какое там из храма! — возразил ему широкоплечий. Теперь, присмотревшись, Граис заметил на его лице широкую черную бороду, свалявшуюся и торчащую клочьями во все стороны. — Ты на его одежду посмотри, — бродяга какой-то… Да не стой ты как вкопанный, — обратился он к Граису. — Проходи, устраивайся. Не в гости же пришел.

Граис подошел к стене, собрал в кучу раскиданную по полу гнилую, влажную солому и, прихлопнув ее сверху ладонями, присел, подобрав под себя ноги.