Мир Уршада

Ведь крылатых номадов умели создавать и те, и другие. Это древнейшее искусство безусловно заслуживает уважения, хотя я, без угрызений совести, вырезала бы всех великих гончаров. Они покупают, либо воруют детей-уродов и заключают их в глиняные кувшины, чтобы те не росли. Затем они удаляют детям ненужные органы, включая мозг, и неведомым образом приращивают органы других живых существ — летучих мышей, шакалов и насекомых. Как они это делают, неведомо никому. В монастыри ордена гончаров невозможно проникнуть тому, кто не родился в семье хинского монаха. Гончары выращивают номадов в сосудах, но это еще не все. Они заговаривают сургучные печати заклинаниями, произнести которые может лишь тот, для кого предназначены бесстрашные крылатые солдаты. Номады разумны лишь настолько, насколько это задумано монахами, но при этом они сами пользуются колдовством…

Из нашего укрытия, сквозь переплетенные стебли, я видела лишь край каменистой гряды, еще одну, ближайшую к нам, зеленую рощу с яркими шапками цветов и бившуюся в агонии лошадь. Лошадей было жалко, они в ужасе разбежались, почуяв кровь. Эта лошадь ускакать не успела, ее подмял номад, перекусил сухожилия и, не торопясь, вгрызался ей в живот. При этом мерзкая тварь понимала, что надо спрятаться, и пряталась за крупом лошади так ловко, что стрелять было бесполезно.

— Госпожа, я не могу покинуть вас! — Тонг-Тонг попытался закутать меня в кольчужный плащ. — Я готов умереть, но не прогоняйте меня!

— Тонг-Тонг, ты выбежишь и уведешь их вон к тем кустам! Мне надо увидеть, кто бьет горшки. Живей, я сказала! Со мной ничего не случится!

Мне пришлось ударить его по щеке и дважды повторить приказание, прежде чем он послушался. Мой пропавший супруг выдрессировал мальчиков так, что они не смели покинуть меня в минуту опасности. Если бы на глазах Тонг-Тонга меня убили, он немедля упал бы грудью на заточенный сэлэм.

Тонг-Тонг побежал, петляя среди торчащих валунов и редких кривых сосенок. Номады немедленно воспряли и, как один, ринулись на него, но я выстрелила им наперерез горящим заклинанием. Несильно, только чтобы отпугнуть. У одного загорелись крылья, он заметался, поджигая товарищей, возникла сумятица, позволившая моему рабу достичь кустов. Он укрылся под крайними колючими стеблями и немедленно раскрутил пращу навстречу врагу. Два красных беса сложили крылья, приземлились и бежали к Тонг-Тонгу на двух парах задних ножек, выставив впереди свои заточенные пилы.

Вместо камней Тонг-Тонг использовал железные шарики с торчащими лезвиями. Человек бы после такого попадания в голову не поднялся. Краснокожие бесы только грохнулись на камни, но тут же снова воспряли. Хотя создатели замесили номадов явно из одного материала, внешне они были очень разные. Тот, что воткнулся мордой в колючий кустарник в пяти шагах от Тонг-Тонга, почти добрал вес взрослого мужчины; его багровые крылья не уступали в размахе крыльям лысых падальщиков, а три пары зазубренных, жестких, как у саранчи, лап легко могли бы перерезать меня пополам.

Второй, пропахавший вытянутым рылом острую щебенку, меньше походил на насекомое, скорее — на стриженую лисицу с крыльями. Из рыжей шерсти на его узкой груди, клацая зубами, высунулась вторая пасть и, разматывая за собой складчатую кишку пищевода, ринулась к ноге человека. Тонг-Тонг в прыжке полоснул саблей, но, даже оторвавшись от тела, пасть продолжала с урчанием кусать траву.

Я выдохнула заклинание горящей земли. Мне понравилось — заклинание удалось на славу, хотя за подобный успех потом придется расплачиваться морщинами и сердечной болью. Загорелось все вокруг, на расстоянии не меньше сотни локтей, вспыхнул мох на камнях, корни сосен, торчащие из скудной почвы, птичьи гнезда и наша разбросанная поклажа, заполыхали сразу три островка чудесных поющих цветов.

Уцелевшие лошади с ржанием кинулись вниз по склону, номады с воплями метнулись вверх, поджав лапы. От их криков у меня звенело в ушах. Те, кто не успел взлететь, сгорели заживо на земле. За Тонг-Тонга я не беспокоилась. За песчинку до плеска огня он завернул руки в плащ, подпрыгнул и повис на чашечке ближайшего цветка. Пока догорали корни, пока огонь пробирался вверх по стеблям, мой отважный слуга крепко держался, поджав ноги. Затем роща вспыхнула, Тонг-Тонг упал вниз, но внизу уже расстилался слой остывающего пепла.

Я подожгла одного из троих монахов-гончаров, и им оказался именно предсказатель. Это можно было назвать самой большой неудачей дня. Лучше бы старик остался в живых, мы подвесили бы его над костром и выяснили бы массу полезного о событиях при дворе Поднебесной. Однако нечего и удивляться, что монахи уцелели, — они профессиональные воины и всякий миг ждут нападения…