– Товарищ Андреева, как революционер я огорчен происходящим сейчас в России. Похоже, что мне уже никогда не увидеть торжества пролетарской революции. После начала реформ, а я полагаю, что это только начало, – тут он вопросительно посмотрел на меня, и я кивнула ему в знак согласия, – так вот, после того, как реформы будут продолжены, мечты о революции, скорее всего, так и останутся мечтами. И наша партия будет вынуждена из революционной превратится в обычную парламентскую партию. Она будет вести свою борьбу не на баррикадах, а в залах заседания российского парламента, отстаивая там интересы трудящихся. Это и хорошо, и плохо.
А с другой стороны, я как русский человек не могу не радоваться успеху России в делах внешних. Тут можно отметить как положительный фактор желание нового правительства избавиться от долговой кабалы иностранных капиталистов и пока еще робкие попытки ограничить засилье тех же французов, англичан, бельгийцев и немцев в нашей промышленности.
Но где мое место в новой России? В парламентское болото я соваться не желаю. Не для меня это. Призывать народ к революции, зная, что эта революция невозможна – это бланкистская ересь и вспышкопускательство, с чем я всю жизнь боролся. Идти работать по профессии – присяжным поверенным – не знаю, смогу ли я после всего, что мне довелось узнать от вас, довольствоваться подобной работой…
– Владимир Ильич, – сказала я, – от имени моего руководства и с согласия императора Михаила Второго, хочу передать вам приглашение прибыть в Петербург и принять участие в разработке нового рабочего законодательства с последующим занятием поста министра труда и социальной политики. В этом новом законодательстве будут учтены интересы пролетариата и ограничено своеволие работодателей. Нынешняя фабричная инспекция будет основательно реформирована, и в дальнейшем будет работать в тесном взаимодействии с Главным управлением государственной безопасности.
Я думаю, что такая работа вам по плечу. Да и она доставит вам моральное удовлетворение, потому что принесет реальную пользу тем, чьи интересы вы сейчас отстаиваете, и от имени кого ведете политическую борьбу. Еще раз обещаю вам, что никаким репрессиям за то, что вы делали до сих пор, вы не будете подвергнуты. Это что-то вроде «табула раса» – чистого листа, с которого можно начать новую жизнь и новые взаимоотношения с власти предержащими.
Внимательно выслушав меня, Владимир Ильич задумался, отчаянно терзая свою короткую бородку. Потом, посмотрев мне прямо в глаза, сказал:
– Товарищ Андреева, мне были очень приятны ваши слова. Революция сверху. Совместить монархию и социализм. Это настолько безумно, что вполне может получиться. Моя идея социалистической революции в вашей истории тоже считалась безумием, но ведь получилось же! Архипривлекательнейшее предложение, черт возьми. Я хотел бы над ним хорошенько подумать. Сами понимаете, как трудно в моем возрасте отказаться от того, чему посвятил всю жизнь. К тому же мне надо посоветоваться с моей супругой, – Ленин кивнул на притихшую и внимательно слушавшую наш разговор Крупскую.
Я видела, что товарищ Ленин уже в душе почти принял наше предложение, и теперь лишь ищет оправдание своему поступку. С едва заметной улыбкой я посмотрела на Сосо, и он ответил мне кивком. Владимир Ильич клюнул. Теперь его согласие – лишь вопрос времени.
В этот самый момент Владимир Ильич, видимо, вспомнил, что мы у него в гостях, и решил снова сыграть роль гостеприимного хозяина:
– А пока, товарищи, прошу всех к столу. Да-да, побыстрее… А то Елизавета Васильевна уже в четвертый раз разогревает свой чайник…
Цок. Цок. Цок. Цокают каблуки. Приходится соответствовать местной моде, чтобы не пугать благовоспитанных дворцовых фрейлин. И так некоторые шарахаются, как черт от ладана. Благо что показательный поход в тир с некоторыми господами офицерами заставил местных остряков прикусить языки. Итогом «перестрелки» стали три ящика шампанского и один коньяка, ибо «на интерес» господа офицеры не спорят. Теперь я «мадам полковник», или вне службы и для своих – просто Нина Викторовна.
Вчера поздно вечером из Женевы пришла телеграмма от Ирины Андреевой: «Доехали благополучно, дедушка здоров, передает привет. Целуем, Ира и Сосо».
Дедушка, как вы уже догадались, это наш «вечно живой», известный также среди однопартийцев как Старик. Передает привет – значит, готов с нами сотрудничать, ну а слово «целуем» означает, что товарищ Ульянов вернется-таки на родину вместе с нашими героями. Очень хорошо, что у них все получилось, и Владимир Ильич не ушел с ходу в глухую неконструктивную оппозицию, как предполагали некоторые, а выслушав аргументы, пошел с нами на контакт.